ЛИТЕРАТУРА ДЛЯ ВРАЧЕЙ

Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе в Российской Империи в 1864 - 1917 гг.

Правовые аспекты.

Пережогин Л. О. (Москва)

Сегодня становится особенно актуальным вопрос о правовом регулировании положения душевнобольных. В этом направлении делается значительная работа, в которой принимают участие как законодательная власть, так и рядовые клиницисты, неравнодушные к судьбам своих пациентов. Судебная психиатрия представляет собой в упомянутом контексте явление вовсе особое. Неудивительно, что на подобной благодатной почве среди врачей, что, впрочем, характерно для русской интеллигенции, бытуют и западнические, и ностальгические славянофильские взгляды. В печати (я имею в виду средства массовой информации), нередко можно услышать призывы "вернуться в золотой век", каковым периодом в отечественной истории по мнению многочисленных журналистов, создающих по крупице общественное мнение, является эпоха, начавшаяся реформами 1860-х годов, и продолжавшаяся до предвоенного 1913 г.

В настоящем обзоре российского законодательства, касающегося положения психиатра-эксперта и душевнобольного в уголовном процессе в 1864-1917 г., нам хотелось бы быть наиболее объективными и непредвзятыми исследователями. Оттого он изобилует сухими цитатами и практически лишен комментариев. Основная его цель, на наш взгляд, показать истинное положение дел в описываемый период.

Введение в практику российского судопроизводства Судебных Уставов (1864 г.) привнесло ряд принципиально новых для российской действительности основ процессуального законодательства, таких как гласность и состязательность процесса, устное производство, равноправие сторон. Тогда же фактически и были заложены основы отечественного уголовного законодательства о душевнобольных. Однако, рационального законодательства о душевнобольных в уголовном процессе в России так и не было введено, и пока среди прогрессивно настроенных юристов и врачей постоянно слышались призывы к его разработке, реальное положение сводилось к тому, что большинство дел с участием душевнобольных оканчивалось на стадии предварительного следствия и не попадало на рассмотрение гласного и равноправного суда [2]. Второй особенностью подобной практики явилось следование множеству прецедентов, которые строго фиксировались, дабы впоследствии по ним можно было бы создать своего рода "статистические путеводители" [5,6].

Все уголовное законодательство о душевнобольных было представлено отдельными статьями в Уставе Уголовного Судопроизводства (УУС), Уложении о Наказаниях (УН), а также в сборниках "Решений Общего Собрания и Уголовного Кассационного Департамента Правительствующего Сената (Реш. ОС и УКД, и отдельно: Реш. ОС и Реш. УКД [Законодательные акты цитируются по официальным источникам, либо по источникам, где авторство принадлежит только комментариям: "Устав Уголовного Судопроизводства, измененный и дополненный законами 15 июня 1912 г. и 26 июня 1913 г. и др. Для всех местн. Империи, в коих закон о преобразовании местного суда введен как частично, так и полностью." Гос. Типография, 1914, "Уголовное уложение. Статьи, введенные в действие." Под ред. Громова Н. А., С.-Петербург, 1913, "Свод кассационных положений по уголовному праву, 1868-1913", "Уложение о Наказаниях". Под ред. Таганцева Н. С., С.-Петербург, 1913.] ". Обращает на себя внимание, что как правило, все законодательные акты издавались уже с подробными комментариями, зачастую, однако, различавшимися у разных авторов. Толкование статей допускало возможность должностных лиц действовать по своему усмотрению, например, следователь при освидетельствовании обвиняемого или подследственного имел возможность не знакомить врача с материалами дела, ссылаясь на тайну следствия (все особенности взаимодействия следственных органов и экспертов были оговорены в ст. 332 УУС:

"Судебный следователь обязан предложить сведущим людям словесно или письменно вопросы, подлежащие их разрешению").

Насколько остро стоял вопрос, можно видеть из того, что ряд авторов, в частности, И. А. Сикорский, анализируя частоту самоубийств среди врачей-психиатров, прямо указывали на противодействие государства их профессиональной деятельности, как на ведущую причину суицидов (Сикорский И. А. Основы теоретической и клинической психиатрии с кратким очерком судебной психологии. Киев. 1910. Цитируется по [11]).

Нередко следователь сам не располагал сведениями о здоровье подследственного. По окончании следствия прокурор мог дать заключение об освидетельствовании обвиняемого в суде где должны были присутствовать 2 врача, однако закон не оговаривал их специальности. В освидетельствовании принимал участие весь состав суда, предпочтения мнению врачей не отдавалось. Как правило, в результате освидетельствования обвиняемый попадал на "испытание" в психиатрическую клинику (или земскую больницу) на срок 2 - 3 месяца. В распоряжение экспертов - врачей больницы уголовное дело не попадало. Решение о передачи дела экспертам находилось во власти суда, но как правило, суд отказывал в праве ознакомления с делом или предоставлял в распоряжение экспертов краткую выписку из него (обычно заключение эксперта начиналось с изложения материалов дела; в одном из заключений 1881 г. начало не оставляет сомнения, что эксперт знакомился с делом по материалам газет: "22 мая город Симферополь был взволнован необыкновенным происшествием: около 6 час. вечера выстрелом из револьвера убит был на улице, у самого входа на городской бульвар, полицмейстер города, капитан К-в. Смерть была почти мгновенная" [2]. После окончания срока испытания в клинике назначалось второе распорядительное заседание, на которое вызывались эксперты, однако не обязательно те, что принимали участие в освидетельствовании в первый раз или проводили наблюдение в больнице (никаких указаний по этому поводу в законе не существовало, однако старались назначать тех же экспертов, поскольку согласно законодательству, лишь эксперты, работающие в суде имели право "требовать вознаграждения", размер которого ограничивался минимально 25 копейками, а максимально 25 рублями и определялся судом. Вознаграждение экспертам, работавшим в ходе производства дела до суда, могло быть положено по требованию иных участников производства, имеющих право на вознаграждение (ст. 977 УУС)). Результатом заседания являлось либо закрытие дела, либо направление дела в открытое судебное заседание. В ходе допроса свидетелей экспертам разрешалось задавать им вопросы, однако лишь через председателя суда. Вопросы могли быть отклонены председательствующим. Экспертами давалось заключение, с вынесением которого их участие в процессе заканчивалось.

Несмотря на видимые недостатки указанной системы, законодательство о душевнобольных в уголовном процессе практически не менялось за рассматриваемый период [3]. Ниже мы рассмотрим основные этапы судебно-психиатрической экспертизы в уголовном процессе и ее правовые аспекты.

Освидетельствование.

Освидетельствование признавалось законом необходимым, если лицо, привлеченное к уголовному делу в качестве обвиняемого вызывало сомнение в состоянии своих "умственных способностей" (большинство врачей настаивали на термине "состояние душевного здоровья") когда:

1. это лицо совершило преступление, уже будучи душевнобольным
2. оно заболело душевным расстройством после привлечения его к делу, но до вынесения приговора судом
3. душевное расстройство обнаружилось у осужденного.

"Если по следствию окажется, что обвиняемый не имеет здравого рассудка или страждет умственным расстройством, то следователь, удостоверясь в том как через освидетельствование обвиняемого судебным врачом, так и через расспрос самого обвиняемого и тех лиц, коим ближе известен его образ действий и суждений, передает на дальнейшее распоряжение прокурора все производство по этому предмету, с мнением врача о степени безумия или умственного расстройства обвиняемого".

Согласно данной статье, следователь приглашал в камеру врача (правительственного или частного) для освидетельствования привлеченного по делу лица.

"Обязанности судебного врача возлагаются: в уездах - на уездного, а в городах - на городового или полицейского врача; но если по болезни или другой уважительной причине они явиться не могут, то вместо их следователь приглашает всякого другого военного, гражданского или вольнопрактикующего врача" (ст. 337 УУС).

Как правило, окончательного решения эксперт не выносил, но указывал на несомненные признаки душевного расстройства и высказывался в пользу необходимости наблюдения за подследственным в психиатрической больнице. Дальнейший ход дела зависел от прокурора. В случае его согласия с заключением следователя, опирающегося на мнение врача, о наличии у обвиняемого (подозреваемого) душевного расстройства, он направлял дело в окружной суд со своим заключением о "необходимости освидетельствования в состоянии умственных способностей" по ст. 354 УУС:

"Производство о сумасшествии или безумии обвиняемого вместе с заключением о том прокурора вносится на рассмотрение окружного суда".

Дальнейшие действия суда определялись ст. 3551 УУС:

"Когда по предварительному следствию откроются обстоятельства, дающие повод предполагать, что обвиняемый учинил преступное действие в припадке болезни, приводящем в умоисступление или совершенное беспамятство, а также если признаки означенной болезни или умственного расстройства обвиняемого окажутся после заключения предварительного следствия, но прежде предания суду, то обвиняемый подвергается освидетельствованию и делу о нем дается направление в порядке, определенном ст. 353-356 УУС".

Указанные действия, подпадающие под данные статьи, проводятся в закрытых заседаниях суда (Реш. УКД № 990 1871 г.). В процессе освидетельствования принимали участие 3 врача и столько же судей в присутствии представителя прокурорского надзора.

"Освидетельствование ... проводится в присутствии окружного суда через врачебного инспектора или его помощника и двух врачей по назначению врачебного отделения губернского правления" (ст. 355 УУС).

В маленьких городах можно было обходиться присутствием 2 врачей или приглашать третьего на усмотрение суда. Как правило, освидетельствование в данном случае представляло собой формальную процедуру, поскольку врачи не брали на себя ответственности высказываться о состоянии испытуемого. Заключение носило характер рекомендации о помещении в психиатрическую больницу "на испытание", и суд обычно соглашался с ним.

Согласно Реш. ОС № 27 1906 г., помещение обвиняемого на испытание допускалось только по решению суда, оно осуществлялось в принудительном порядке независимо от тяжести преступления, даже если обвиняемый не находился под стражей. Лицам, не находящимся под стражей, однако предоставлялась возможность воспользоваться услугами частных клиник (за собственный счет), другие же помещались в государственные клиники, которые были обязаны принимать к себе больных по решению суда, за что им выплачивалось вознаграждение из казны. По окончании срока испытания подсудимый немедленно освобождался из клиники. Решением министра юстиции № 2508 от 12 января 1908 г. государственным клиникам было дозволено выписывать испытуемых до окончания определенного судом срока. По необходимости срок содержания продлевался судом. По-видимому, указанное решение было вызвано тем, что следователи помешали обвиняемых в больницу по собственному произволу [10]. По истечении срока испытания назначалось второе освидетельствование в суде. Приглашенные в суд эксперты располагали историей болезни из больницы и должны были ответить на 2 стандартных вопроса:

1) В каком состоянии находились умственные способности свидетельствуемого во время совершения им преступления?

2) В каком состоянии находятся умственные способности свидетельствуемого в настоящее время?

Ответы на указанные вопросы давались в краткой форме и без каких-либо объяснений и мотивировок. Дальнейшая судьба подсудимого определялась согласно ст. 356 УУС:

"По производстве надлежащего освидетельствования окружной суд или постановляет определение о прекращении судебного преследования, когда окажется, что преступное действие учинено в безумии, сумасшествии или припадке болезненного состояния, приводящем в умоисступление или совершенное беспамятство, или же приостанавливает сие преследование, если обвиняемый впал в болезненное состояние после совершения преступления или проступка, и назначает в последнем случае необходимую меру пресечения упомянутому лицу способов уклониться от следствия и суда"

Отдельный случай составляли дела, в которых вопрос о душевном заболевании подсудимого поднимался лишь в судебном заседании. Согласно Реш. УКД № 135 1868 г. суд должен был действовать в рамках ст. ст. 325, 326, 336, 692 УУС, если же ходатайство о приглашении в суд эксперта заявляла защита, то суд решал вопрос на свое усмотрение - и ходатайство могло быть отклонено (Реш. УКД № 449 1872 г., № 236 1873 г.). Если ходатайство удовлетворялось, дело возвращалось на доследование согласно ст. 353 УУС. Однако, в ряде случаев, по решению суда могло быть назначено новое освидетельствование в соответствии со ст. 602 УУС:

"По замечанию сторон или присяжных заседателей или по собственному усмотрению суд может назначить новое освидетельствование ... через избранных им или указанных сторонами сведущих людей, с тем, чтобы они производили свои действия в заседании суда ... или представили ... обстоятельный доклад об ... освидетельствовании или испытании"

Если психическое расстройство наступало после вынесения приговора, но до начала его исполнения, то дальнейшие действия совершались согласно ст. 355 УУС (примечание к ст. 602 УУС) или в порядке ст. 353 УУС (Реш. УКД № 204 1867 г.). Согласно Реш. ОС № 17 1879 г. [Аналогичная процедура осуществлялась при выписке больных из стационара по выздоровлении, если истекло 2 года и о здоровье положительно высказываются врачи (ст. 95 УУС)] , перед экспертами в этом случае ставились вопросы:

1) Совершено ли преступное деяние во время припадка душевной болезни, и следует ли прекратить уголовное преследование?

Впал ли обвиняемый в болезненное состояние после совершения преступления?

Не обнаружилось ли болезненное состояние во время исполнения приговора?

Для следователей существовал "Перечень вопросов, разъяснение коих требуется при направлении дел по ст. 353 УУС", отступления от формулировок которого не допускались [2,3,4](см. приложение). Таким образом, в результате всех вышеописанных процедур, суд выносил решение о возможности вменения в вину.

Вменение.

"Вменение есть лишь раскрытие причинной связи между сознательною волею обвиняемого и преступным его деянием, связи, которая нарушается указанными в законах причинами невменяемости" (Реш. УКД № 368 1869). Причинами невменяемости могли, согласно законодательству, быть "безумие, сумасшествие и припадки болезни, приводящие в умоисступление или совершенное беспамятство [Безумие подразумевает врожденные душевные болезни, сумасшествие - приобретенные, под третьей формулировкой подразумеваются временные, преходящие состояния, обусловленные самим характером основной болезни. Эти термины не соответствуют к-л классификационным единицам и всегда подвергались критике. "Слабоумие" могло вести к уменьшению наказания (ст. 134 УН).]" (ст. 92 УН). (Согласно формулировке Таганцева Н. С. "Не вменяется в вину ... деяние ... учиненное лицом, которое во время его учинения не могло понимать свойства и значения им совершаемого, или руководить своими поступками, вследствие болезненного расстройства душевной деятельности, или бессознательного состояния, или же умственного неразвития, происшедшего от телесного недостатка или болезни" [8]). Согласно ст. 95 УН:

"Преступление или проступок, учиненные безумным от рождения или сумасшедшим, не вменяются им в вину, когда нет сомнения, что безумный или сумасшедший, по состоянию своему в то время, не мог иметь понятия о противозаконности и о самом свойстве своего деяния"

Исключение составляли совершившие убийство или попытку убийства (самоубийства) или поджог, в отношении которых полагалось непременное помещение в лечебницу, независимо от желания их родственников или опекунов. Освидетельствование по делу назначалось в указанном случае в обычном порядке, и в случае подтверждения диагноза такие лица помещались в клинику без права выписки "без разрешения высшего начальства". В случае выздоровления необходим был двухлетний срок содержания с последующим переосвидетельствованием. Срок содержания мог быть сокращен в случае, если родственники выздоровевшего соглашались взять его на поруки. Все особенности делопроизводства в подобных случаях оговаривались ст. 355, 356 УУС, приведенными выше (ст. 95 УН, приложение, Реш. УКД № 17 1879). Статья 96 УН оговаривала третий случай, рассматривавшийся как критерий невменяемости:

"...не вменяются в вину и преступления и проступки, учиненные больным в точно доказанном припадке умоисступления или совершенного беспамятства".

В отличие от оговоренного в ст. 95 УН обстоятельства о помещении на лечение без согласия родственников, в случае применения ст. 96, допускалась передача на поруки родственникам, если таковые оказываются "достаточно благонадежны", иначе процедура оказывалась тождественной вышеописанной по ст. 95 УН. Статьи 97 и 98 УН оговаривали два частных случая, а именно "потерю рассудка от старости и дряхлости" и лунатизм (решение о невменяемости влекло исполнение ст. 96 УН), и состояние глухонемоты от рождения или с раннего детства (решение о невменяемости влекло исполнение ст. 95 УН, поскольку Реш. УКД № 20 1875 "Глухонемые от рождения, не имеющие понятия о своих обязанностях и законе, причислены к разряду безумных"). Согласно Реш. УКД № 283 1874 в случае вынесения экспертами решения в рамках ст. 96 УН, обвиняемый подвергался суду, в котором решение подлежало доказательству. В рамках ст. 95 уголовное преследование прекращалось автоматически. Решение о невменяемости выносилось исключительно на предмет данного совершенного преступления и не распространялось на последующие и предыдущие (Реш. УКД № 574 1872). Решение экспертов для суда не являлось обязательным (Реш. УКД № 692 1872), оценивалось судом "по внутреннему побуждению" и не подлежало проверке в порядке кассационных жалоб (Реш. УКД № 727 1869).

Экспертиза в суде.

Экспертиза в суде являлась редким явлением, которое возникало как следствие несогласия окружного суда с решением экспертов. Вторым вариантом развития событий, приводившим к экспертизе в судебном заседании, был случай, если вопрос о психическом состоянии обвиняемого на предварительном следствии не возбуждался, а впервые возник в суде. В таком случае "суд не имел права без выслушивания заключения сведущих людей ... постановлять вопрос о таком обстоятельстве, для разъяснения которого требуются особые сведения в какой-либо науке" (Реш. УКД № 283 1874). Состояние, подразумеваемое ст. 96 УН требовалось доказать в суде, для чего допрашивались имеющиеся свидетели, либо сам обвиняемый, и спрашивалось мнение экспертов о том, считают ли они засвидетельствованные факты достаточным доказательством в пользу того, что преступление было совершено в припадке умоисступления или совершенного беспамятства. Вызов экспертов являлся обязанностью суда. "Предложение же такого вопроса присяжным ... без надлежащего освидетельствования ... есть нарушение ..., лишающее приговор суда силы" (Реш. УКД № 135 1869).

Последовательность работы экспертов в суде состояла в ознакомлении с материалами дела, присутствии на судебном заседании при допросе свидетелей, обследовании подсудимого, после чего эксперты совещались и выносили заключение. Если один из экспертов не был согласен с коллегами, то он был вправе заявить об особом мнении, которое приравнивалось к общему заключению. Согласно сложившемуся порядку экспертизы, эксперт знакомился с делом заранее, и суд не был вправе отказать ему в этом (Реш. УКД № 944 1868). В то же время эксперт мог быть удален из зала суда во время судебного следствия (Реш. УКД № 9 1874). Однако, суд не мог не поставить эксперта в известность о тех данных судебного заседания, от которых зависело его заключение (Реш. УКД № 974 1872), поэтому чаще всего эксперт принимал активное участие в допросе свидетелей. В отношении этой процедуры долгое время бытовало мнение, что эксперт должен предварительно огласить свое заключение, иначе председатель не в состоянии понять, какое отношение вопрос эксперта к свидетелю имеет к делу, что могло вводить суд в заблуждение. И хотя закон не воспрещал эксперту задавать вопросы свидетелям, это не одобрялось (Реш. УКД № 944 1868). В дальнейшем отношение к участию экспертов в допросах стало более мягким:

"Сенат отрицает лишь право экспертов вмешиваться произвольно в судебное следствие и наравне с судьями, присяжными и сторонами допрашивать свидетелей, но вместе с тем он не отрицает возможности и даже необходимости делать допрос свидетелей по заявлению экспертов, когда допрос этот окажется необходимым для разрешения обстоятельств, подлежащих их разрешению" (Реш. УКД № 1399 1871).

После допроса свидетелей стороны могли выступить с ходатайством об оглашении документов, находящихся в деле, и как правило, здесь оглашались данные из истории болезни, если подсудимый находился на освидетельствовании в больнице. Далее выслушивалось мнение экспертов, которым предоставлено право освидетельствовать обвиняемого и совещаться между собой (Реш. УКД № 575 1868). Единое мнение экспертов разрешалось огласить одному из них, и тогда предоставлялось общее заключение (Реш. УКД № 178 1867). Кроме того, суд был вправе допросить их всех, всех по очереди, либо любого из них (ст. 695 УУС, Реш. УКД № 1274 1870, № 1626 1872).

Формально эксперт был обязан ответить суду на те же вопросы, что и при освидетельствовании (см. выше). Объем и характер заключения и область вопросов, предлагаемых эксперту, были строго нормированы:

"Обязанность экспертов заключается в объяснении на основании данных науки, явлений и фактов, подлежащих разрешению суда, причем объяснение это должно ограничиваться исключительно пределами научного рассмотрения данного случая, почему эксперты не могут быть спрашиваемы по таким предметам, кои подлежат непосредственному ведению суда или высказывать мнения о доказанности совершения подсудимым преступного деяния" (Реш. УКД № 5 1899).

Как правило, заключение включало описание: анамнестических данных, особенностей личности подэкспертного, обстоятельств, приведших его к преступлению, обстановки непосредственно в момент преступления, психического состояния подсудимого до, во время и после преступления, а также вывода, содержащего ответы на два стереотипных вопроса. Рекомендации в отношении вменения в тексте отсутствовали, хотя ряд авторов настаивали на необходимости включения подобных рекомендаций в заключение [2]. Обращает на себя внимание факт, что непосредственно фиксируемые экспертом особенности психического статуса испытуемого на момент освидетельствования в текст не включались. Описание психического состояния осуществлялось по материалам дела.

Содержание в клинике.

Вопрос помещения на лечение в клинику и процедура определения выздоровления и необходимости выписки описаны нами выше в разделах "Освидетельствование" и "Вменение". На обсуждение специалистов и законодательных органов неоднократно выносились многочисленные проекты по организации содержания душевнобольных преступников, которые сводились к трем способам решения данной проблемы: создание специальных клиник для больных, находящихся на лечении в соответствии со ст. 95, 96 УН, создание для данной категории больных специализированных отделений при общих психиатрических клиниках, устройство таких отделений при тюрьмах. Н. Н. Баженов [1], известный своим гуманным отношением к больным, предлагал даже организацию специальных загородных колоний для больных данных категорий, особенно, подпадающих под 96 ст. УН. Единственный не вызывающий споров законодательный акт в данной области представляет собой Высочайшее Повеление от 14 ноября 1864 г., согласно которому при каждом исправительном заведении в обеих столицах и губернских городах должна быть особая больница для умалишенных преступников на 120 человек (Полное собрание законов № 41455). Многие психиатры высказывались в поддержку этого порядка, поскольку это решало вопрос наблюдения, лечения, обеспечивало охрану, в подобных отделениях можно было бы проводить освидетельствование и испытание, а в лице врачей отделения суды имели бы постоянных, штатных экспертов с большим опытом подобной работы [1,9,10]. Несмотря на значительное количество доводов, решения вопроса о создании специализированных отделений при тюремных больницах не было принято [Указанное выше Высочайшее повеление касалось строительства отделения для душевнобольных преступников при тюрьме в Петербурге, однако далее в нем значилось, что необходимо внедрить подобные учреждения и по всей стране.] , поэтому в каждой губернии губернское собрание распоряжалось судьбой "статейных больных" по собственному усмотрению. Отдельно ставился вопрос о попечении со стороны родственников [7,9], которым не отказывалось в этом праве.

В отношении лечения больных, подпадающих под ст. 95, 96 УН, необходимо заметить, что оно не отличалось никак от лечения больных, не вступивших в конфликт с законом, о чем не раз высказывались отечественные специалисты.

Литература
1. Н. Н. Баженов. Проект законодательства о душевнобольных и объяснительная записка к нему. Москва, 1911.
2. Б. С. Грейденберг. Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе. Петроград, 1915.
3. А. Ф. Кони. Освидетельствование сумасшедших в особом присутствии губернского правления.//За последние годы. С.-Петербург, 1898.
4. А. Ф. Кони. Из заметок и воспоминаний судебного деятеля. //Русская старина № 2, 1907.
5. Н. Неклюдов. Уголовно-статистические этюды. С.-Петербург, 1865.
6. В. Спасович. Уголовно-статистические этюды Н. Неклюдова. //За много лет 1859 - 1871. С.-Петербург, 1872.
7. С. С. Ступин. Московский деревенский и другие русские патронажи для душевнобольных. Москва, 1910.
8. Н. С. Таганцев Уголовное Уложение. С.-Петербург, 1904.
9. Труды первого съезда отечественных психиатров в Москве, 1887.
10. Труды второго съезда отечественных психиатров в Киеве, 1905.
11. Н. Г. Шумский. Диагностические ошибки в судебно-психиатрической практике. С.-Петербург, 1997.

Перечень вопросов, разъяснение коих требуется при направлении дел по ст. 353 УУС.

Не страдали ли родители обвиняемого или родственники его, и какие, помешательством, какими-либо нервными болезнями, сифилисом, глухонемотою, или телесными уродствами, не предавались ли злоупотреблению спиртными напитками, не совершали ли преступлений и не было ли между ними случаев самоубийства?

Как обвиняемое лицо провело детство, на каком возрасте наступил период возмужалости, долго ли продолжался, не замечены ли были в это время какие-либо особенности и болезненные явления, когда впервые появилась (у женщин) менструация, как она происходила?

Были ли и как происходили беременность, роды, кормление ребенка грудью?

Не подвергалось ли обвиняемое лицо каким-либо важным болезням или страданиям и, если подвергалось, то кем, чем и где было пользуемо? Не падало ли оно с высоких мест и не получало ли ушибов в голову? Не было ли оно ранено или контужено? Не подвергалось ли оно солнечному удару и с какими последствиями?

Не страдало ли оно сифилисом и не предавалось ли злоупотреблениям спиртными напитками и половым излишествам и не занималось ли рукоблудием?

Какая была семейная обстановка обвиняемого?

Какие обвиняемое лицо имеет средства к жизни и не потерпело ли значительных потерь в этом отношении?

Когда замечены были явления, подавшие повод заподозрить душевное расстройство обвиняемого и в чем они заключались?

Не бывали ли явления умопомешательства замечены и прежде у обвиняемого, и если были, то было ли производимо его пользование и освидетельствование, как, кем и когда? Что оказалось при пользовании и освидетельствовании?

Не замечались ли резкие перемены в характере и образе жизни обвиняемого, привычках, наклонностях, расположении и нерасположении к окружающим и, если замечались, то какие и когда?

Резюме.

В период с 1864 по 1917 г. в России действовала довольно несовершенная и очень запутанная система законодательства о душевнобольных, что ярко проявилось и в осуществлении процедуры судебно-психиатрической экспертизы в уголовном процессе. Единого законодательного акта, оговаривавшего эти вопросы не существовало. Статьи уголовного законодательства допускали порой произвольное толкование. Экспертиза осуществлялась в несколько этапов, начинаясь с освидетельствования врачом, освидетельствования в суде, с последующим испытанием в клинике, после чего дело либо прекращалось, либо передавалось в суд присяжных, где должна была быть осуществлена и экспертиза в судебном заседании. В случае невменяемости осуществлялась принудительная госпитализация или передача на поруки родственникам в зависимости от состояния больного и характера противоправного деяния. Выписка из стационара также осуществлялась после освидетельствования решением суда. Несмотря на необходимость нового законодательства в рассматриваемой области, и наличие нескольких проектов подобных законов, ни один из них не был принят.