АНТИНАРКОТИЧЕСКАЯ РАБОТА С ПОДРОСТКАМИ

ГЛАВА 4. СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ.

4.1. Основные характеристики семьи

Роль семьи в формировании зависимости двоякая: с одной стороны, имеет значение биологический фактор - неблагоприятная наследственность, предопределяющая склонность к злоупотреблению ПАВ и быстрому формированию зависимости, с другой стороны, она опосредуется воспитанием и влиянием семейного сценария (по Э.Берну).

В наибольшей степени доля неполной семьи между группами различается у мальчиков: в контрольной группе 19,2%, в группе АП – 31,1%, в клинической – 48,9% (р<0,05). У девочек неполная семья значительно чаще встречалась только в клинической группе(57,1%, р<0,05) по сравнению с контрольной (23,7%) и группой АП (21,3%). Указанные различия можно объяснить следующим образом: в неполной семье в большинстве случаев отсутствует отец, что в большей степени неблагоприятно сказывается на воспитании мальчиков и может способствовать их приобщению к ПАВ. В клинической группе играет роль не только психологический фактор воспитания, но и биологический - алкоголизм отца, оказывающий свое влияние независимо от пола.

Наше исследование подтвердило данные литературы о том, что в семьях аддиктивных подростков чаще наблюдается злоупотребление алкоголем, чем в контрольной группе. Оказалось, что наиболее различимой частотой употребления алкоголя между всеми группами являются выпивки один раз в неделю и чаще. Таковых семей было в контрольной группе 16,7%, в группе АП – 26,7%, в клинической – 44,8% (все различия достоверны). Для последних были характерны особенно частые выпивки: несколько раз в неделю – 39,5%.

Обращает на себя внимание, что доля неполных семей в среднем на 10% больше, чем доля семей с отсутствием партнера (в группе АП – 17,1% , в клинической – 33,7%), то есть последних было в среднем на 10% меньше. Это связано с тем, что после распада семьи (практически всегда это уход отца) мать находила себе нового партнера, которого подросток не воспринимал как лицо заменяющее отца, тем более, что эти партнеры нередко менялись. Вместе с тем, доля семей без партнера в клинической группе с появлением зависимости возрастает с 13,9% до 33,7% (р<0,01)

Как видно из табл. 19, равноправные партнерские отношения в обеих группах являются достаточной редкостью еще до начала аддиктивного поведения (лишь каждая пятая-седьмая семья). Доминирующее положение в обеих группах на всех этапах занимают матери - в среднем в каждой четвертой семье. Ссоры и жестокость были характерны для обеих групп еще до приобщения подростков к ПАВ: в группе АП – 5,7%, в клинической – 24,8% (р<0,01).

Показательно, что доминирование одного из родителей в половине случаев сопровождается одновременно напряженными или жестокими отношениями. Происходит прогрессирующее ухудшение партнерских отношений, особенно заметное в клинической группе, которое влечет за собой расторжение брака и отказ от партнерских отношений. Этот процесс характерен для тех семей, где отношения характеризовались как напряженные или жестокие. В результате доля таких семей имеет тенденцию к уменьшению на этапе АП.

Роль доминирующего отца неоднозначна: в группе АП доля таких семей несколько увеличивается (с 11,4% до 20,0%, р>0,05) а в клинической – снижается (с 18,8% до 8,9%, р<0,05). Этот процесс можно объяснить тем, что семьи клинической группы изначально дезадаптированы и характеризуются негативным влиянием отца (пьяницы и асоциального типа). Разумеется, что претензии его на лидерство не могут быть удовлетворены, что часто является причиной распада семьи. В группе же аддиктивного поведения роль отца более положительна, и его лидерство может носить конструктивный характер.

Семьи в зависимости от их социабельности разделялись на три категории: просоциальные – соблюдавшие нормы общественной морали, асоциальные - грубо нарушающие ее, антисоциальные – привлекавшиеся к уголовной ответственности за нарушение закона. Группа АП была представлена первыми двумя категориями (соответственно 91,4% и 8,6%), клиническая группа – всеми тремя (соответственно 67,0%, 20,0%, 13,0%, различия между группами достоверны, р<0,05-0,001).

Неуважение к нравственным нормам и нарушенные взаимоотношения семей оказывают свое влияние на их стабильность. В клинической группе в половине случаев (49,5%) они были отнесены нами к нестабильным, тогда как в группе АП таковых было 17,8% (р<0,001). Таким образом формирование личности подростка, особенно в клинической группе происходит в условиях деформированной нравственной обстановки.

Семейное воспитание в группе АП и клинической группе имело существенные различия (табл. 20) еще до начала злоупотребления ПАВ: адекватное воспитание отмечено среди первых у 60,0% и только у 18,7% среди вторых (р<0,01).

Если в группе АП наблюдалось абсолютное преобладание гиперопеки (20,0%), то в клинической группе, по сравнению с первой, чаще встречалась гипоопека (32,3%, р<0,001) и маятникообразное воспитание (21,9%, р<0,001). По мере становления зависимости в клинической группе происходили изменения стиля воспитания : оно становилось все менее адекватным, увеличивалась доля гиперопеки (с 14,6% до 40,4%, р<0,001) за счет других типов воспитания. В группе АП достоверных различий в стиле воспитания не отмечалось. Следует отметить, что в клинической группе отмечались также различия в воспитании юношей и девушек, особенно заметные в период аддиктивного поведения: в качестве адекватного воспитание было оценено у 8,8% юношей и не зарегистрировано у девушек, для которых ведущим был тип гиперопеки (52,6%). Таким образом, воспитание оказывает свое влияние как на приобщение к ПАВ, так и на формирование зависимости. Рост доли гиперопеки в клинической группе отражает попытки родителей противодействовать отклоняющемуся поведению подростков, причем в наибольшей степени такой подход характерен в отношении девушек, что отражает общественные представления о нормах воспитания девушек, для которых вводятся более строгие рамки поведения.

4.2. Взаимоотношения с окружающими

Взаимоотношения с окружающими являются важнейшей составляющей психологического благополучия личности. В связи с этим мы изучили удовлетворенность взаимоотношениями подростков с ближайшим окружением: родителями, сибсами, а также сверстниками и учителями (табл. 21).

Оказалось, что подростки контрольной группы в подавляющем большинстве удовлетворены своими взаимоотношениями с окружающими: матерью – 96,2%, сверстниками – 93,4%, отцом – 90,7%, сестрами – 87,3%, братьями – 85,8%, учителями – 82,9% . У подростков, злоупотребляющих ПАВ, отмечается снижение удовлетворенности отношениями с окружающими: в группе АП – с учителями, а в клинической – также с отцом и матерью. В отношении остальных объектов общения имеется динамика на увеличение доли неудовлетворенных, хотя различия не достигают статистической достоверности. В целом же рейтинг удовлетворенности взаимоотношениями меняется таким образом, что на первое место в группах АП и клинической выходят сверстники, а отец постепенно сдвигается на последнее.

Ретроспективная оценка и лонгитудное исследование показали, что на этапе АП отношения с ближайшим окружением практически не изменились. Из этого можно сделать вывод, что имеющие место различия между группами определяются факторами, возникшими до начала злоупотребления ПАВ. На этапе формирования зависимости произошло ухудшение отношений практически со всеми окружающими: в наибольшей степени с родителями и учителями, а в наименьшей – с сестрами и сверстниками.

Таким образом, взаимоотношения с окружающими (в первую очередь с родителями и учителями) оказываются наиболее чувствительны к проблемам, возникающим на этапе формирования зависимости.

Удовлетворенность взаимоотношениями в значительной степени определяется эмпатией, одной из сторон которой является откровенность. Исследование показало достаточно низкую откровенность подростков с окружающими. В контрольной группе достаточно откровенны (то есть обсуждают большую часть проблем) с матерью - 69,0%, со сверстниками - 40,2%, с сестрами- 37,3%, с отцом - 35,4% , с братьями - 26,8%, с учителями - 5,4%.

В отличие от удовлетворенности взаимоотношениями, характер изменений откровенности в группах оказался более выраженным и противоречивым. Так, в группе АП рейтинг откровенность приобретал следующий вид: сверстники – 50,9%, мать – 49,7%, сестры – 47,6%, отец – 26,4%, братья – 22,4%, учителя – 2,5%. В клинической группе он был представлен следующим образом: сверстники – 57,7%, мать – 48,9%, братья – 46,5%, сестры – 20,0%, отец – 15,3%, учителя – 3,5%. Таким образом, откровенность с отцом снижается постепенно и достоверность различий проявляется в клинической группе (р<0,01), откровенность с матерью падает на этапе АП (р<0,01) и при формировании зависимости остается на прежнем уровне, откровенность с братьями не меняется на этапе АП и возрастает на этапе зависимости (р<0,01), откровенность с сестрами несколько увеличивается на этапе АП и затем снижается на этапе формирования зависимости (р<0,05). Откровенность со сверстниками имеет тенденцию к непрерывному росту, особенно на этапе формирования зависимости, где различия становятся достоверными (р<0,01), а изначально низкая откровенность с учителями не меняется. Проявились также и различия между полами. Так, юноши контрольной группы, в сравнении с девушками, более откровенны с отцом и матерью, а девушки более откровенны с сестрой; девушки группы АП откровенней юношей со сверстниками (все различия статистически достоверны).

Лонгитудное исследование позволяет говорить, что по мере усугубления АП по сравнению с контрольной группой снижается откровенность с матерью и отцом, растет откровенность с братьями, сестрами и особенно со сверстниками, а с учителями остается на прежнем уровне. С учетом вышеизложенного можно предположить, что на откровенность в равной мере влияют как факторы, имеющие место до АП, так и возникающие по мере его усугубления.

Дополнительно к степени откровенности была изучена степень потребности в ней. В контрольной группе желание чаще обсуждать свои проблемы с матерью высказали 67,5% подростков, со сверстниками – 48,4%, с отцом – 43,7% , с сестрами – 43,3%, с братьями – 38,9%, с учителями – 19,9%. В группе АП соответственно: с матерью – 68,5%, со сверстниками – 53,3%, с сестрами – 45,2%, с братьями – 42,7%, с отцом – 33,6%, с учителями – 13,3%. В клинической группе: с матерью – 54,4%, с братьями – 51,0%, со сверстниками – 40,2%, с сестрами – 34,9%, с отцом – 18,7%, с учителями –13,3%.

Таким образом, потребность в откровенности с отцом непрерывно снижается по мере вовлечения в употребление ПАВ, особенно на этапе формирования зависимости (р<0,05), с остальным окружением она достоверно не меняется.

Некоторые статистически достоверные различия между полами имеются и по этому показателю. Так, юноши контрольной группы, по сравнению с девушками, чаще высказывают пожелание обсуждать свои проблемы с отцом, девушки групп контрольной и АП хотят чаще обсуждать проблемы с сестрами и сверстниками.

Лонгитудное исследование показало, что в контрольной группе по мере взросления отмечается тенденция к снижению потребности обсуждать свои проблемы со сверстниками, тогда как в группе АП ситуация противоположная. В отношении остальных окружающих заметных изменений не отмечено. Следовательно, можно предположить, что потребность в обсуждении проблем с окружающими формируется факторами, влияющими еще до приобщения к ПАВ. Тенденция к повышению этой потребности в отношении сверстников совпадает с приведенными выше данными и видимо отражает компенсаторные процессы, связанные со снижением откровенности с родителями.

Из приведенных данных видно, что реальная откровенность и потребность в ней не всегда совпадают. Так, желание обсуждать свои проблемы с отцом снижается параллельно снижению откровенности от контрольной группы до клинической (р<0,05), в то время как с матерью потребность в обсуждении проблем остается на прежнем уровне, несмотря на снижение откровенности. С братьями эта потребность имеет тенденцию к росту параллельно откровенности, с сестрами и сверстниками - остается на прежнем уровне, несмотря на рост откровенности, с учителями - не меняется, так же как и откровенность. Следует отметить достаточно большой резерв для повышения откровенности с учителями, так как даже при самых низких показателях откровенности каждый седьмой подросток хотел бы чаще делиться с ними своими проблемами.

Повысить степень откровенности можно лишь в том случае, если известны причины, препятствующие ей. Как видно из табл. 21, доля респондентов с наличием препятствий откровенности существенно выше доли тех, кто достаточно откровенен с окружающими. Так, откровенны с отцом 35,4% респондентов контрольной группы, но отсутствуют препятствия только у 15,8% (р<0,01), для сверстников эти показатели соответственно – 48,4% против 11,6% (р<0,01). Аналогичная ситуация и в других группах. Из этого следует, что в части случаев откровенность достигается путем преодоления определенных препятствий.

По наличию препятствий окружение респондентов контрольной группы распределилось следующим образом (в порядке нарастания): мать, сестры (различия достоверны), отец и братья (р.д.), сверстники, учителя (р.д). В группе АП отмечается заметное нарастание препятствий к откровенности с отцом и матерью, в связи с чем меняется указанная иерархия: сверстники, сестры, братья и мать, отец, учителя. При этом значительно уменьшается достоверность различий (сохраняясь лишь между крайними позициями). В клинической группе продолжается увеличение числа респондентов с препятствиями во взаимоотношениях с отцом и матерью, в связи с чем происходит изменение в иерархии окружающих лиц с препятствиями. Здесь они выстраиваются следующим образом: братья, сестры, сверстники, мать, отец и учителя (достоверны различия лишь двух последних с остальными).

Структура препятствий откровенности с матерью была аналогичной, однако она почти не менялась в трех группах, за одним исключением: подростки группы АП чаще, чем клинической, не хотели обременять ее проблемами (34,4% против 17,1%, р<0,01).

Препятствия к откровенности с братьями и сестрами были почти идентичными: по сравнению с родителями здесь снижалась роль боязни компрометации, особенно в контрольной и группе АП. Вопреки ожидаемому, юноши контрольной группы, реже, чем девушки отмечали отсутствие взаимопонимания с сестрой (9,5% против 27,5%, р<0,001).

Препятствия к откровенности со сверстниками и учителями были также схожи: основную роль играла боязнь компрометации, на втором месте оказалась уверенность в собственных силах и отсутствие взаимопонимания. Удивительно, что последняя причина, на которую так часто жалуется молодежь, во взаимоотношениях со старшим поколением, оказалась не более значима, чем в их взаимоотношениях со сверстниками.

Таким образом, обобщая вышеизложенное, можно высказать суждение о том, что препятствия к откровенности преимущественно носят характер, связанный с возрастными и “общечеловеческими” факторами, и лишь отчасти определяются вовлеченностью в употребление ПАВ.

Лонгитудное исследование показало, что структура препятствий откровенности в динамике в основном остается прежней, особенно в контрольной группе. В группе АП отмечается общая тенденция к росту фактора боязни компрометации и снижения уверенности в своих силах.

Чтобы понять характер взаимоотношений с окружающими, следует рассмотреть наличие и особенности претензий, предъявляемых им подростками. Из табл. 21 видно, что доля респондентов с претензиями меняется в зависимости от группы, пола и объекта отношений. Так, в контрольной группе доля респондентов с претензиями к окружающим нарастает в следующем порядке: мать (45,0%), отец (51,6%), сестры (56,3%), братья (66,2%), сверстники (84,2%), учителя (92,9%). Сходна иерархия претензий и в группе АП, при этом доля респондентов с претензиями несколько увеличивается: мать (62,2%, р<0,05), отец (71,5%, р<0,01), сестры (69,8%, р<0,05), братья (74,6%, р>0,05), сверстники (82,8%, р>0,05), учителя (94,9%, р>0,05). Ситуация существенно меняется в клинической группе: по сравнению с группой АП доля респондентов с претензиями неравномерно снижается, образуя следующий ряд: сестры (48,7%, р<0,05), мать (50,5%, р>0,05), братья (60,7%, р>0,05), отец (71,2%, р>0,05), учителя (73,9%, р<0,05), сверстники (78,3%, р>0,05).

Лонгитудное исследование показало, что по мере усугубления АП доля подростков, имеющих претензии к матери, увеличивается, тогда как в отношении остальных (отца, братьев, сестер, сверстников, учителей) не меняется. Отсюда можно предположить, что наличие претензий к окружающим, за исключением матери, определяется в первую очередь факторами, присутствующими до начала злоупотребления ПАВ.

Таким образом, приведенная динамика претензий говорит о том, что на начальном этапе употребления ПАВ число претензий растет параллельно с конфликтами, а на этапе формирования зависимости уменьшается, что, возможно, связано с осознанием своей ответственности за ухудшение отношений и снижение актуальности самого факта недовольства окружающими на фоне доминирующей патологической потребности.

Уровень претензий к окружающим у девушек практически во всех группах оказался выше, чем у юношей, хотя достоверными эти различия были только в контрольной группе по отношению к сверстникам, а также в группе АП по отношению к братьям и сестрам.

Чем же конкретно недовольны подростки во взаимоотношениях с матерью? Оказалось, что характер претензий имеет значительное сходство во всех трех группах и практически не различается у мальчиков и девочек. Основной претензией, которую предъявляет около половины подростков, является ограничение свободы. На втором месте по частоте – ссоры с отцом (у каждого третьего в группах контрольной и АП), в клинической группе доля этой претензии снижается до 10,6% (р<0,01), видимо, в связи с ростом числа неполных семей. Ожидаемым был рост претензий, касающихся злоупотребления алкоголем (в контрольной группе – 2,5%, в группе АП – 4,7%, в клинической – 17,0%, р<0,01), лицемерия (контрольная группа 0,4%, клиническая – 10,6%, р<0,01) и грубости (в контрольной группе 2,9%, в клинической – 10,6%, р<0,05). Неожиданно большая доля претензий подростков контрольной группы оказалась отнесена к низкому социальному положению – 12,4%.

Таким образом, основными претензиями (преодолевшими 10-процентный барьер) в контрольной и группе АП были ограничения свободы и ссоры с отцом, а в первой еще также социальное положение. В клинической группе доля таких претензий заметно увеличивается, и они располагаются в порядке убывания следующим образом: ограничение свободы, злоупотребление алкоголем, моральное унижение и слабоволие, а также в равной доле - лицемерие, ссоры с отцом и грубость. Среднее количество претензий на одного респондента составило в контрольной группе – 1,3, в группе АП и клинической – по 1,4.

Характер претензий к отцу заметно отличался от претензий к матери (табл. 23). Среднее их количество на одного респондента было больше: в группах контрольной и АП – по 1,6, в клинической – 2,0. В контрольной группе практически равные доли занимали ограничение свободы (29,0%), злоупотребление алкоголем (27,4%) и ссоры с матерью (25,8%). Следовательно, ответственность за ограничение свободы в семье подростки возлагают преимущественно на мать, а не на отца, что, видимо, отражает снижение его роли в воспитательном процессе. Эти же три причины вызывают неудовольствие отцом и в группе АП, однако происходит снижение жалоб на злоупотребление алкоголем (15,5%, р<0,05). В контрольной группе имеют значение также жалобы на безразличное отношение (13,1%), грубость (12,3%) и отсутствие общих интересов (10,7%). Значимость этих претензий в группе АП уменьшилась, в наибольшей степени это коснулось грубости (4,2%, р<0,05).

Приведенные данные отражают парадоксальную ситуацию, при которой, несмотря на увеличивающийся рост конфликтов с отцом и злоупотребление им алкоголем, происходит уменьшение доли претензий по этому и близкому к нему поводам. Можно предположить, что вовлеченность в АП на первом этапе снижает актуальность проблем, связанных с высшими ценностями общения, и играет псевдоадаптивную роль. Однако по мере формирования зависимости происходит срыв псевдоадаптивных механизмов. В клинической группе резко возрастает доля жалоб на злоупотребление алкоголем (42,6%, р<0,01), ссоры с матерью (р<0,01), грубость (14,8%, р<0,05). Десятипроцентный барьер превышают также жалобы на слабоволие (16,4%), чувство стыда, испытываемое за него (13,1%) и моральное унижение (11,5%), хотя различия с другими группами и не достигают достоверных величин. Впервые в клинической группе появляется жалоба на физическое унижение (8,2%), практически отсутствующая в контрольной и группе АП (в среднем 1,0%, р<0,01).

Рассмотрение особенностей претензий, предъявляемых к братьям (табл. 24), позволяет говорить об их большем числе в контрольной группе, особенно среди девушек: в среднем на каждого респондента приходилось 2,6 жалобы, предъявляемые девушками, и 1,7 – юношами. Число претензий снижалось в группе АП (юноши – 1,5, девушки – 2,1) и клинической (юноши – 1,0, девушки – 1,1).

Подростки контрольной группы и группы АП, прежде всего, недовольны братьями по причинам грубости (соответственно 30,3% и 28,0%) и эгоизма (соответственно 29,3% и 28,0%). В контрольной группе к числу существенных причин относятся также неряшливость (21,2%), лживость (19,2%), ненадежность (15,9%), ограниченность интересов (14,9%), высокомерие (14,4%), безразличное отношение (12,5%), в группе АП - ограниченность интересов (19,7%, р>0,05), высокомерие (15,9%, р>0,05), ненадежность (12,9%, р>0,05), моральное унижение (10,6%, р>0,05). Роль неряшливости снижается до 9,1% (р<0,05). На фоне общего снижения уровня претензий в клинической группе на первые места выходят жалобы на ненадежность (21,2%) и грубость (19,4%).

Характер претензий, предъявляемых к сестрам, и их соотношение в разных группах напоминают ситуацию с претензиями к братьям: в контрольной группе претензий больше, в среднем на каждого респондента приходится среди юношей 1,5 жалоб, среди девушек – 2,4, тогда как в группе АП – 1,4 и клинической – 1,5 без различий по полу. Основные претензии в первых двух группах аналогичны тем, что предъявляются братьям: грубость, лживость, эгоизм, высокомерие, ненадежность. В клинической группе резко возрастает претензия к грубости (47,4% против 23,1% в контрольной и 14,4% в группе АП, р<0,01).

Претензии к сверстникам более многочисленны и разнообразны, хотя межгрупповые и межполовые различия выражены не очень существенно. В среднем на каждого респондента во всех группах приходилось 2,4 жалобы. По своей структуре они близки к претензиям, предъявляемым братьям и сестрам. В контрольной группе это были: ненадежность (44,2%), лживость (37,5%), высокомерие (33,1%), грубость (29,2%), эгоизм (29,2%). В группе АП возрастает число жалоб на высокомерие (42,0%, р<0,05) и снижается число жалоб на грубость (12,0%, р<0,01). В клинической группе эти показатели возвращаются к уровню контрольной группы. Снижается доля жалоб на ненадежность (29,2%, р<0,05) и растет – на скупость (23,6%, р<0,01) и лживость (59,7%, р<0,01). Последняя претензия выходит на первое место.

Претензии к сверстникам наиболее ярко отражают сложные взаимодействия их реальных недостатков, субъективной значимости отдельных личностных качеств в подростковой субкультуре, а также механизмов проекции. Так, подростки с АП по сравнению с подростками контрольной группы легче прощают грубость, которая среди них часто является показателем решимости и прямоты, но не терпят высокомерия, с которым у них, возможно, ассоциируется критическое к ним отношение. Лидирующая роль лживости у подростков клинической группы может объясняться механизмами проекции, поскольку сами они постоянно обманывали окружающих, и изменением круга общения, который преимущественно начинают составлять подобные им по лживости. Рост жалоб на скупость может объясняться эгоистическими установками на получение личной выгоды и механизмами проекции.

Анализ претензий к учителям (табл. 25) показывает следующее: хотя доля подростков, имеющих к ним претензии, меньше в клинической группе по сравнению с двумя другими, однако среднее количество претензий на одного респондента максимальное (2,0 против 1,6 в контрольной и 1,9 в группе АП).

Здесь также проявляются как межгрупповые, так и межполовые различия. Главная претензия подростков контрольной группы - некомпетентность (36,8%) и необъективность (27,8%), практически с той же частотой эти жалобы звучат и в группе АП. Причем на необъективность достоверно чаще обращают внимание девушки. По сравнению с контрольной в группах АП и клинической возрастает роль жалоб на подавление свободы (соответственно 11,1% против 23,3% и 24,6%, р<0,01), грубость (соответственно 20,3% против 28,4% и 46,2%, различия между всеми группами достоверны), безразличие (соответственно 20,6% против 29,3% и 40,0%, различия достоверны) и унижение (12,9% против 22,4 и 35,4%, различия достоверны). Вместе с тем, жалобы на необъективность в клинической группе резко уменьшаются (12,3% против 27,8% в контрольной, р<0,001).

Можно предположить, что обострение претензий к учителям у подростков, злоупотребляющих ПАВ, является психологической защитой, реакцией на ухудшение отношений и снижение учебной успеваемости.

Дополнительной методикой, дающей интегративное отражение взаимоотношений с окружающими, является проксемический тест. За образец была взята методика, примененная В.М.Ялтонским и Н.А.Сирота (1991), в которую были внесены некоторые изменения, дающие возможности для более широких интерпретаций (см. приложение). Табл. 26 отражает наиболее близкий объект общения.

В целом результаты проксемического теста соответствовали показателям удовлетворенности взаимоотношениями и потребности в общении. Как видно из табл. 26, для подростков из контрольной группы наименьшая дистанция общения характерна в отношении родителей: с учетом группы значимых лиц их доля составляет 71,8%, причем наиболее доверительные отношения устанавливаются с матерью. В этой группе отношения оказались наиболее поляризованными: объекты общения оказываются на близком расстоянии (значимые другие лица) либо удаляются на максимальное (алкоголик, наркоман, наркоторговец, врач-нарколог). Только сотрудник правоохранительных органов, как правило, находится на средней дистанции (62,5%).

Иная картина характерна для групп риска и клинической. В первой, хотя родители все же остаются на лидирующем положении (56,2%), увеличивается роль друга противоположного пола - он является самым близким человеком у 20,8% респондентов, тогда как в контрольной группе он всегда находится на равном положении с другими значимыми лицами. У больных клинической группы усиливается тенденция к отдалению от родителей и приближению к другу противоположного пола (32,5%), на чуть большей дистанции находится “друг моего пола”. У 28,9% следующими по близости оказались оба родителя, а также только одна мать – 15,7%, только отец – 3,6%, друг моего пола – 8,4%, брат или сестра – 67,2% , бабушка – 1,2%, наркодилер – 1,2%. В 1,2% случаев было выявлено слияние с другом моего и противоположного пола, наркоманом, торговцем наркотиками и врачом-наркологом.

Как видно из табл. 27, происходит постепенное увеличение дистанции общения с преподавателем от контрольной группы к клинической. Это связано с усугублением конфликтов в учебном заведении, а также с прекращением обучения значительной их части. Аналогичными причинами объясняется и увеличение дистанции с сотрудником правоохранительных органов. Обратная тенденция характерна для врача-нарколога: по мере усиления вовлеченности в употребление ПАВ дистанция общения сокращается, особенно это касается клинической группы, где врач-нарколог в 56,6% случаев отнесен к “ближнему кругу”, что отражает личный опыт - потребность в медицинской помощи и достижение положительного психологического контакта. Вместе с тем, 18,3% больных вывели врача на максимальное удаление. Эта тенденция характерна для больных, негативно относящихся к лечению.

«Алкоголик», «наркоман» и «наркоторговец» были объединены нами под названием «наркотриада», поскольку, как правило, характеризовались равноудаленностью от респондентов. Лишь в отдельных случаях «алкоголик» отрывался от «триады» и оказывался несколько ближе к респонденту. Как видно из таблицы в подавляющем большинстве случаев они оказались удалены на максимальное расстояние.

Описанное в литературе ощущение «наркоманического братства» (Гуревич Ю.М., 1990), оказалось нетипичным для обследованных нами подростков: в ближний круг общения «наркомана» допускают лишь 2,1% подростков из группы АП и 8,5% из клинической. Показательно, что нередко подростки всех групп отмечали места потребителя ПАВ, наркоторговца и сотрудника правоохранительных органов по углам комнаты или группировали их в одном углу, при этом сотрудник правоохранительных органов выдвигался несколько вперед, как бы отгораживая остальных от респондента.

4.3. Интимные отношения

Подавляющее большинство подростков контрольной группы (95,5%) не вступало в интимные отношения, в группе АП таковых оказалось 66,9%, а в клинической группе - 29,3%. Возраст вступления в интимные отношения показан в таблице 28. Не удалось выявить достоверных различий между группами, так же как и между юношами и девушками. Средний возраст начала половой жизни в контрольной группе составил 14,9±1,5 лет, в группе АП - 14,6±1,3 лет, в клинической группе - 14,5±1,2 лет.

Ранее проведенные нами исследования показали, что возраст созревания в контрольной группе и группе АП достоверно не различался, следовательно, ранние половые связи подростков, употребляющих ПАВ объясняются не физиологическими, а психологическими. причинами

Насколько интенсивно сексуальное влечение в исследуемых группах? Достоверные результаты мы смогли получить только для группы АП и контрольной, в клинической группе большинство больных наркоманией отмечало снижение полового влечения. В качестве критерия интенсивности влечения был выбран вопрос: насколько мешают мысли о сексе учебе или работе? Оказалось, что положительно на этот вопрос ответило 15,5% подростков из контрольной группы и 29,4% из группы АП (р<0,01). Достоверных различий между полами по этому показателю выявлено не было. Вместе с тем, оказалось, что интимные отношения и интенсивность мыслей о сексе имеют неоднозначную связь. У юношей контрольной группы вступление в интимные отношения показывает тенденцию к снижению интенсивности мыслей о сексе (с 22,7% до 7,2%, р.>0,05), а у девушек они усиливаются (с 10,8% до 30,0%, р<0,01). В группе АП подобные различия отсутствуют.

Число половых партнеров имело некоторые различия в исследуемых группах: подавляющее большинство подростков двух групп контрольной и АП имело не более трех партнеров (соответственно 80,0% и 77,1%), тогда как в клинической группе таковых было значительно меньше (33,3%, р<0,01). Одновременно число обследованных, имевших по 10 и более партнеров, в клинической группе было значительно больше (39,4%), чем в двух других (в контрольной -10,0%, р<0,001, в группе АП -7,3%).

Анализ мотивации половых отношений был предусмотрен только при клиническом обследовании. Преобладающей мотивацией подростков группы АП оказалось стремление к удовольствию - 83,3%, реже - субмиссия - 16,6% и самоутверждение - 8,3%. В клинической группе гедонизм встречался реже - 48,5% (р<0,001), а более заметную роль играло самоутверждение - 42,6% (р<0,001), к числу других мотивов относились: субмиссия - 19,1%, коммуникация и любопытство - по 10,3%, релаксация - 7,4%, стремление удержать партнера - 2,9%. Любовь играла незначительную роль - 4,9%.

Интимные отношения, по крайней мере в половине случаев, происходили в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Нередко интимная связь ограничивалась лишь одним контактом, при этом партнеры в лучшем случае знали друг друга лишь по имени, и после никогда не встречались. У некоторых подростков число половых связей равнялось числу партнеров, поэтому большое число последних в клинической группе не является свидетельством активной половой жизни.

У этих подростков нет ни желания, ни умения поддерживать с половым партнером эмпатические отношения. Так, один из них по поводу устойчивых отношений высказался следующим образом: за девушкой в этом случае надо ухаживать, дарить подарки, а это слишком сложно.

В описаниях обстоятельств интимных связей отсутствует даже намек на ореол романтизма, о котором мечтает большинство подростков. Вот довольно типичные примеры, рассказанные двумя подростками. Четырнадцатилетний мальчик пришел к знакомой девочке и сказал ей: «У меня стоит, помоги ему опуститься». Она согласилась. Описание шестнадцатилетнего подростка: «Сидел в гостях за столом, был выпивши, соседка обняла меня и стала ласкать, птом увела в соседнюю комнату…»

Таким образом, половая жизнь подростков, злоупотребляющих ПАВ, практически не связана с любовью и является своеобразной попыткой разрешить свои жизненные проблемы, которые возникли часто еще до приобщения к ПАВ. В пользу последнего говорит тот факт, что эти подростки выбирают себе партнера (или их выбирает партнер) в половине случаев (52,9%) старше себя, и очень редко (5,9%) – моложе, при этом разница в возрасте могла достигать более 10 лет. Это характерно как для девушек, так и для юношей.

4.4. Увлечения и досуг.

Наличие и характер увлечений является важнейшей характеристикой направленности личности. Оказалось, что увлечения имеет подавляющее большинство (93,6%) подростков из контрольной группы, среди остальных они встречаются реже: в группе АП – у 86,6% в клинической – у 36,3% (различия между всеми группами достоверны). Отмечается также общая тенденция (хотя различия достоверны не во всех группах) к снижению доли подростков, имеющих увлечения по мере взросления.

Среднее число увлечений, приходящихся на одного подростка, имеющего хобби, в контрольной группе составило 1,6, в группе АП и клинической – по 1,4. Исследование структуры увлечений не выявило достоверных различий между группами. Однако они отличались у мальчиков и девочек в контрольной группе и группе АП. Так, мальчики по сравнению с девочками чаще занимались спортом, играли в шахматы и шашки, девочки – занимались рукоделием и заботились о животных. В целом же во всех группах на первом месте стоит занятие спортом. В научной литературе описывается склонность девушек с АП к занятиям силовыми видами спорта. Наши данные лишь частично подтверждают это мнение: указанная тенденция оказалась характерной для девушек обеих групп (контрольной и АП) младшего возраста. Аналогичная тенденция характерна и для старших подростков группы АП, тогда как в возрасте 14-15 лет преобладают другие виды спорта. Среди юношей подобных различий выявить не удалось. Лонгитудное исследование не выявило достоверных различий между динамикой изменений увлечений в контрольной группе и группе АП.

Изучение досуга показало влияние возраста: по мере взросления уменьшается роль игр как в контрольной группе (с 24,9% среди 12-13-летних до 6,3% среди 16-17-летних, р<0,01), так и в группе АП (32,3% до 6,9% соответственно, р<0,01). Среди последних увеличивается также рост посещений клубов и дискотек (с 32,3% до 53,5%, р<0,01) и проведения времени в компании, которое не играя существенной роли у младших подростков (15,4%), становится доминирующим в возрасте 14-15 лет (65,3%, р<0,001), а к 16-17 годам несколько снижается (34,0%). На характер досуга оказывает влияние также пол: в группе АП и контрольной девушек, посещающих клубы и дискотеки, оказалось в два раза больше, чем юношей (р<0,01).

Сравнение трех изученных групп показало следующие различия между ними. В клинической группе резко доминирует над остальными видами досуга времяпрепровождение в компании – 77,6%, в группе АП этот способ, хотя и остается ведущим, но его доля меньше – 59,1%, в контрольной группе компания утрачивает доминирующую роль – 37,7% (все различия достоверны, р<0,01). Проведение времени в клубах и дискотеках стоит на втором месте в группе АП – 42,2%, в то время как в контрольной группе на этот вид досуга указали 21,9% (р<0,01), а в клинической – 25,5%. Вполне ожидаемо было снижение роли чтения с 23,5% в контрольной до 14,4% в группе АП и до почти полного исчезновения (2,0%) в клинической группе (различия между всеми группами достоверны). Уменьшается также роль близких друзей с 25,0% в контрольной группе до 15,3% в клинической (р<0,05) и занятий основным увлечением (контрольная группа – 22,1%, АП – 8,9%, клиническая – 3,1%, р<0,05-0,001).

В целом досуг подростков контрольной группы более равномерно распределен, чем у остальных. При этом в клинической группе уменьшается число ответов на вопрос о досуге. Если в контрольной и группе АП на каждого респондента приходилось в среднем по 2,2 ответа, то в клинической – 1,7.

Лонгитудное исследование показало, что характер увлечений и способ проведения свободного времени в контрольной группе и группе АП существенно не меняется в динамике. Следовательно, эти особенности определяются в большей мере изначальными качествами личности, а не фактором злоупотребления ПАВ.

Отдельно изучалась вовлеченность в азартные игры подростков из контрольной группы и группы АП. Оказалось, что юноши второй группы более склонны к азартным играм, нежели первой (соответственно 22,4% против 7,2%, р<0,01), у девушек таких различий выявлено не было (соответственно 9,0% и 4,4%, р>0,05).

Таким образом, по мере развития аддикции досуг подростков становится все менее разнообразным, из него исключаются виды, требующие интеллектуального и волевого напряжения, а также эмпатических способностей.

4.5. Источник средств для приобретения ПАВ

Источник доходов, используемых для приобретения ПАВ, является одной из сторон характеристики личности и одновременно зависит от внешних обстоятельств.

Как видно из табл. 29, часть подростков использует более чем один источник получения денег. Чем больше подросток вовлечен в употребление ПАВ, тем чаще он прибегает одновременно к разным источникам финансирования. В контрольной группе и группе АП отмечается значительное сходство: в половине случаев подростков угощают друзья или используются карманные деньги, полученные от родителей. Меньшую роль в приобретении ПАВ играют самостоятельно заработанные деньги. Другие источники имеют минимальное значение. В клинической группе структура источников дохода существенно меняется. Резко снижается роль карманных денег (23,7%, р<0,01) и угощения друзей (28,0%, р<0,01). Повышается роль самостоятельного заработка (28,0%, р<0,01). Однако ведущим способом добывания денег становятся другие методы, преимущественно криминальные - 61,3% (р<0,001). Некоторые различия в источниках доходов имеются между девушками и юношами. Так, в первых двух группах достоверно реже (в восемь-десять раз) девушки, по сравнению с юношами, прибегают к самостоятельному заработку, в клинической группе это различие исчезает. Вместе с тем, во всех группах девушки чаще прибегают к угощению друзей. Таким образом, источники средств отражают криминализацию контингента подростков по мере формирования зависимости.

4.6. Основные проблемы, возникающие у подростков

Какие проблемы беспокоят современного подростка? Оказалось, что ответ на этот вопрос зависит от пола, возраста и, в наибольшей степени, от приобщения к ПАВ (табл. 30). Так, в частности, с возрастом повышается роль материальных проблем: в контрольной группе с 21,4% у лиц обоего пола в возрасте младше 13 лет до 35,6% в возрасте 16-17 лет (р<0,01), в аддиктивной группе эти показатели соответственно 31,3% и 43,8% (р>0,05). Одновременно в контрольной группе снижается значимость проблем обучения (с 60,3% до 41,8%, р<0,01) и вредных привычек (с 16,4% до 6,8%, р<0,01), последнее в наибольшей степени касалось девушек (снижение с 16,4% до 1,9%, р<0,01). В группе АП роль проблем вредных привычек также уменьшалась с 16,4% до 6,8% (р<0,01) , а доля проблем обучения оставалась на прежнем уровне (45,3% и 37,7%, р>0,05).

Сравнение трех исследуемых групп показывает увеличение роли материальных проблем в группах АП (42,4%) и клинической (46,3%) по сравнению с контрольной (29,1%, р<0,01), аналогично проблемам досуга (соответственно 12,2% и 14,7% против 5,8%, р<0,05). Вместе с тем, происходит уменьшение роли проблем обучения в клинической группе (38,9%) по сравнению с группами АП (55,2%) и контрольной (53,9%, р<0,05). Аналогичная тенденция характерна и для проблемы недостатков внешности: в клинической группе- 5,3% против 17,7% в контрольной и 15,1% в группе АП. Проблема вредных привычек нарастает постепенно от группы контроля (10,0%) к группе АП (18,4%) и клинической (30,5%, все различия достоверны – р<0,05-0,01). Проблема здоровья приобретает максимальное значение в клинической группе (41,1% против 19,0% в контрольной и 19,6% в группе АП, р<0,05). Любовные проблемы увеличиваются в группе АП по сравнению с контрольной (48,4% против 30,8%, р<0,05), а затем уменьшаются в клинической (17,9%, р<0,05).

Интерпретировать эти данные можно следующим образом. Материальные проблемы достаточно остро проявляются уже на этапе АП. В дальнейшем, несмотря на объективное усугубление материального положения, происходит адаптация к новому образу жизни, а бремя проблем в основном перекладывается на окружающих. Проблема досуга также обостряется на этапе АП и остается на прежнем уровне в период формирования зависимости. Вместе с тем, по рейтингу она занимают одно из последних мест. Проблема обучения, несмотря на снижение успеваемости в группе АП, не актуализируется в связи с безразличным отношением к школьным успехам. Более того, субъективная значимость ее снижается в клинической группе на фоне негативного отношения к учебе. Любовная проблема нарастает в группе АП, выходя на первое место, тогда как в контрольной она делит второе и третье места с материальной. На этапе сформировавшейся зависимости эта проблема уходит на задний план, занимая лишь пятое место в рейтинге. Дезактуализация ее может быть объяснена двумя причинами: ранними половыми связями и меньшей ценностью для этого контингента эмпатических отношений. Рост значимости проблемы вредных привычек в группе АП и клинической отражает осознание продростками вредного воздействия ПАВ на адаптацию. Вместе с тем по рейтингу эта проблема занимает в клинической группе всего лишь пятое место. Проблема здоровья актуализируется только в клинической группе и выходит по значимости на второе место. Эта тенденция вполне ожидаема.

Лонгитудное исследование показало, что в контрольной группе и группе АП в период катамнестического наблюдения число проблем в целом существенно не меняется. Вместе с тем, в контрольной группе отмечается рост озабоченности вредными привычками, тогда как в группе АП увеличивается значение проблем здоровья.

4.7. Круг общения и позиция в коллективе

Круг общения является одной из существенных характеристик личности, отражая ее социальные потребности и возможности. Как видно из табл. 31, круг общения группы АП и клинической существенно отличается друг от друга на этапе до приобщения к ПАВ и имеет тенденцию к существенным изменениям на этапе их употребления.

Наиболее адекватный психологии молодого человека широкий круг общения с наличием близких друзей оказался более характерен для подростков из группы АП до их приобщения к ПАВ (82,9%), в клинической группе доля таковых составила 50,0% (р<0,001). В период употребления ПАВ происходит уменьшение доли этого круга общения до 68,5% в группе АП и до 23,6% в клинической (все различия достоверны). Вместе с тем, отмечается рост широкого поверхностного круга: в группе АП с 2,9% до 28,6%, а в клинической – с 36,0% до 58,8% (все различия достоверны). Одиночество оказалось характерно только для клинической группы еще до приобщения к ПАВ – 4,0%. Общение только с близким другом было свойственно преимущественно подросткам группы АП до приобщения к ПАВ - 11,4% и снижалось в период злоупотребления – до 2,9% (р<0,05).

Таким образом, подростки, страдающие болезнями зависимости, изначально характеризуются низкой способностью к поддержанию дружеских отношений, при этом в период приобщения к ПАВ происходит потеря контактов с близкими друзьями, а на этапе формирования зависимости это процесс усиливается.

Для исследования особенностей позиции в коллективе мы сочли целесообразным изучить распределение этого показателя в популяции. Для этого использовались материалы психологических обследований (120 учащихся разного возраста из 5 классов), проводившихся школьными психологами.

Проведенный анализ показывает (табл. 32), что распределение позиции в коллективе имело значительное сходство между популяцией и группой АП до начала злоупотребления ПАВ.

Отличия касались только подчиняемых, которые реже всего встречались в популяции (5,6%) и увеличивались в группе риска (20,6%, р<0,01) и клинической (38,4%, р<0,01). Характерно, что приобщение к ПАВ существенно не меняло распределение ролей в исследуемых группах. Высокий процент подростков, имевших позицию лидерства до приобщения к ПАВ, в клинической группе объясняется двойственным характером этого лидерства, которое проявлялось преимущественно в неформальной группе, часто носившей асоциальный характер. По мере приобщения к ПАВ лидерские позиции утрачивались. При этом следует отметить, что подростки клинической группы часто заявляли о своем желании быть лидерами, однако эта потребность часто не могла быть ими реализована.

4.8. Жизненные ценности Жизненные ценности представляют собой один из важнейших компонентов направленности личности. Они оказывают свое влияние на формирование установок в отношении увлечений, проведения досуга, особенности взаимоотношений с окружающими, выбор специальности и многое другое. Некоторые исследователи (Reifman A. et al., 2001) указывают на то, что для подростков из группы риска злоупотребления алкоголем здоровье не является ведущей ценностью в отличие от остальных сверстников.

Мы использовали в упрощенном варианте методику Е.Б.Фанталовой (1997), которая ранее применялась при обследовании молодежи в Москве и Ярославле (Басов А.В., 2000), что дало возможность сравнить полученные результаты. Анкетируемым был предложен список 12 жизненных ценностей, которые следовало пронумеровать в порядке их иерархии. Для оценки результатов нами был применен рейтинговый метод, при котором вычислялось среднее арифметическое из суммы индивидуальных рейтингов. Результаты представлены в табл.33.

Исследование демонстрирует значительную общность трех исследуемых групп по триаде ведущих жизненных ценностей: здоровья, счастливой семейной жизни и любви. Исключение составляют девушки клинической группы, для которых ценность здоровья оказалась вытесненной на 3/4 место. Также единодушны оказались подростки и в оценке “аутсайдеров”, к которым они отнесли творчество и красоту природы и искусства. Устойчиво среднюю позицию занимает наличие хороших и верных друзей.

Наиболее подвержен колебаниям рейтинг таких ценностей, как интересная работа и познание, наиболее значимый для мальчиков контрольной группы и наименее - для группы АП в целом. Материально обеспеченную жизнь больше ценят девочки, а в целом - подростки клинической группы, что совпадает с большой частотой у них материальных проблем.

Ценность свободы, несколько увеличивающаяся в группе АП (возможно это связано с характерными реакциями эмансипации), падает в клинической, что, видимо, объясняется дезактуализацией этой ценности на фоне сформировавшейся зависимости.

Сравнение трех регионов (Иваново, Ярославль и Москва) показывает заметные различия в иерархии жизненных ценностей, в первую очередь в отношении лидирующих в списке. Ценность здоровья, резко поднявшего свой рейтинг среди респондентов Иванова, свидетельствует о сближении жизненных ценностей подростков и взрослого населения. То, что эта ценность лидирует во всех группах подростков, говорит о серьезных сдвигах в базисных представлениях молодежи о здоровье.

Вместе с тем, исследование Е.А.Кошкиной, И.Д.Пароняна и Н.Я.Константиновой (1994), проведенное в Москве, показало значительную общность полученных результатов с нашими: лидирующую позицию занимает здоровье (особенно среди трезвенников), на втором месте любовь и дружба. Это свидетельствует, что иерархия жизненных ценностей представляет собой весьма подвижную структуру.

4.9. Проявления дезадаптации

Все исследователи единодушны во мнении о нарушенной адаптации подростков, злоупотребляющих ПАВ. Однако остается неясным, первичной или вторичной она является.

Как видно из табл. 34, изначально группа АП и клиническая характеризовались различной долей дезадаптированных (соответственно 17,6% и 49,8%, р<0,001). В обеих группах дезадаптация касалась прежде всего сферы семьи и школы. Уровень и структура дезадаптации первой группы в период употребления ПАВ практически совпадал с таковым во второй группе до начала употребления. По мере втягивания в употребление ПАВ доля дезадаптированных увеличивалась до 47,1% (р<0,01), при сформировавшейся зависимости - до 95,0% (р<0,001), а также углублялась дезадаптация: доля больных с генерализованной дезадаптацией составляла 43,0%, тогда как ранее она составляла минимальную долю (5,1-5,9%, р<0,001).

Таким образом, наиболее чувствительной в плане дезадаптации оказалась сфера семейных отношений, а наиболее устойчивой - адаптация в микросреде. В наибольшей степени дезадаптирующее влияние оказывает сформировавшаяся зависимость. Эти данные соотносятся с наличием более выраженной преморбидной патологии в клинической группе и описанной картиной взаимоотношений с окружающими.

Более подробно были изучены особенности семейной адаптации, в частности оценка поведения подростков. Этот показатель изучался только в группах АП и клинической. Отклонения в поведении отмечались еще до приобщения к ПАВ почти у каждого третьего подростка из обеих групп (соответственно 31,4% и 29,7%). В дальнейшем происходило увеличение доли лиц с отклоняющимся поведением в семье: на этапе аддиктивного поведения – до 45,7%, в период сформировавшейся зависимости – до 84,4% (все различия достоверны). При этом изменения структуры отклоняющегося поведения в группе АП не были статистически достоверны, в то время как в клинической группе резко возрастало проявление физической (с 7,9% до 59%, р<0,001) и вербальной агрессии (с 19,8% до 39,0%, р<0,01), а также домашних краж (с 2,0% до 53,0%, р<0,001) и уходов из дома (с 12,9% до 44,0%, р<0,001).

Таким образом, отклонения в поведении, видимо, являются следствием патохарактерологических уклонений в преморбиде и усугубляются в период приобщения к ПАВ и, особенно, при формировании зависимости.

Отношение к учебе было изучено в группе АП и клинической. Еще до приобщения к ПАВ оно было уже неадекватным у 31,5% среди первых и у 65,4% среди вторых (р<0,001) и проявлялось тремя вариантами: безразличием (соответственно 22,9% и 24,8%), пассивным уклонением (5,7% и 12,9%) и негативизмом (2,9% и 27,7%, р<0,001). Приобщение к ПАВ приводило к увеличению доли неадекватного отношения к учебе в обеих группах: при АП - до 52,9%, при формировании зависимости - до 95,1% (различия статистически достоверны как внутри каждой группы, так и между ними). В наибольшей степени изменения касались негативного отношения к учебе: его доля увеличивалась в группе АП до 27,7%, в клинической - до 81,4% (все различия достоверны). При этом, если в группе АП существенно не менялся удельный вес безразличного отношения (24,8%) и пассивного уклонения (12,9%), то в клинической их доля уменьшается (р<0,01) до 4,9% и 8,8% соответственно.

Отрицательное отношение к учебе и работе влекло за собой нарушения учебной и трудовой дисциплины: до АП в первой группе у 40,0% и во второй у 62,6% (р<0,05). В период АП эпизодическое уклонение отмечалось у 24,2%, систематическое – у 33,3%, а на этапе формирования зависимости соответственно у 8,8% и 83,5% (различия между группами достоверны).

Как и следовало ожидать, при таком отношении к учебе, школьная успеваемость (табл. 35) на этапе АП снижалась у 37,1%, хотя у 5,7% отмечалось ее повышение. Особенно часто отмечалось снижение успеваемости на этапе формирования зависимости – 81,4% (р<0,001).

На основании анализа полученных данных выявлен комплекс предикторов неблагоприятного течения аддиктивного поведения, включающий в себя ряд факторов.

I. Социально-психологические:

неполная семья;

нарушенные отношения между ее членами, включая дефицит родительской эмпатии, отсутствие доверительных отношений с ребенком, воспитание по типу гипоопеки или противоречивой направленности родительских установок;

преобладающий круг общения подростка с потребителями ПАВ в сочетании с различными формами девиантного или криминального поведения;

невозможность удовлетворить свои актуальные потребности в сочетании с отсутствием устойчивых позитивных увлечений, склонностью к азартным играм и неспособностью к организации досуга;

ранние половые связи;

негативное отношение к учебе.

II. Клинические:

наследственность, отягощенная алкоголизмом родителей;

церебрально-органическая недостаточность резидуального характера;

патохарактерологические реакции и ПХФЛ неустойчивого и демонстративного типов;

дисгармоничный пубертатный криз;

нарушенная самооценка в структуре аномальных свойств личности; алекситимия;

субмиссивная и гедонистическая мотивация потребления ПАВ;

предпочтительное употребление «тяжелых» наркотиков.

В качестве иллюстраций, подтверждающих указанные признаки и наличие различных типов течения АП, приводим следующие клинические описания.

Иван И., 15 лет. Наследственность психическими заболеваниями не отягощена. Был желанным ребенком. К моменту его рождения матери было 32 года, отцу – 59 лет. Беременность у матери протекала тяжело, был токсикоз беременности, длительное время находилась в больнице. Родился весом 1,5 кг вторым из двойни, первой родилась сестра. Родители по характеру спокойные, уравновешенные. Сестра в настоящее время учится в 10 кл., здорова. В раннем детстве развивался соответственно возрасту. Посещал детский сад, в коллективе адаптировался нормально.

Перенесенные заболевания: ветряная оспа, операция по поводу крипторхизма, в возрасте 13 лет был сбит автомашиной, в течение трех дней находился в коме, был диагностирован ушиб мозга. Однако процесс восстановления шел быстро, и энцефалопатических явлений к настоящему времени не отмечается. Невропатологом выявлены только микроорганические знаки со стороны ЦНС.

Воспитывался с раннего детства в условиях гиперопеки. Взаимоотношения в семье были нормальные. Отец умер от инсульта, когда мальчику было 9 лет. Смерть отца переживал тяжело: было пониженное настроение в течение месяца, но за помощью по этому поводу не обращался. Вскоре мать заболела онкологическим заболеванием, и ей была определена I группа инвалидности. С этого времени его воспитанием почти не занимались. К матери всегда относился тепло, отмечалась чрезмерная привязанность. По характеру мягкий, добрый, поддается чужому влиянию, однако стремится к лидерству, легко дает обещания, но не выполняет их.

С младших классов школы увлекался спортом: играл в баскетбол и большой теннис, участвовал в соревнованиях. Прекратил занятия спортом после того, как стоимость аренды спортивного корта стала непомерно высокой. До приобщения к ПАВ к учебе относился положительно, успеваемость была хорошей.

Первую сигарету выкурил в возрасте 7 лет по предложению друзей. В этом же возрасте впервые попробовал алкоголь (случайное употребление – сделал глоток водки вместо воды), опьянения не было. Впервые опьянел в возрасте 11 лет, когда друзья пришли в гости со спиртным. Была тошнота, сонливость и головная боль. Опьянение не понравилось. В дальнейшем спиртное (крепкие напитки и самогон) употреблял 1 раз в неделю «для смелости и общительности». Толерантность к моменту осмотра увеличилась в 2-3 раза, достигла 500 мл водки. Алкоголь употребляет только в компании, чаще на дискотеке. Влечение к алкоголю, АС отрицает, однако отмечает, что «перепивает» достаточно часто.

Впервые попробовал курить коноплю в возрасте 12 лет, угостил старший друг. Испытал приятные ощущения: было психомоторное возбуждение, веселость. Курил периодически в среднем с частотой 1 раз в месяц. Через полгода впервые попробовал самодельный опий по собственной инициативе, хотя друзья его отговаривали. С 13 лет стал употреблять героин сразу же внутривенно. С этого же возраста эпизодически употреблял «винт».

К моменту осмотра основной наркотик - героин, который периодически чередовал с самодельным опием. Толерантность увеличилась в 8 раз. Психическое влечение к опиатам почувствовал спустя 1 месяц: вне наркотического опьянения понижалось настроение, становился раздражителен, постоянно возникали воспоминания о наркотике. Абстинентный синдром сформировался спустя 2 месяца после 50 приемов наркотика, оценивает его как тяжело переносимый: проявляется болью в суставах и животе, поносе, нарушении сна. Продолжительность его около 5 дней. На фоне приема наркотиков резко снизилась успеваемость, плохо понимал учебный материал, стал прогуливать занятия. Чтобы достать деньги на наркотики совершал кражи, воровал у незнакомых людей из автомобилей, из собственной квартиры ничего не уносил.

В школе общался с подростками, употребляющими наркотики. Половую жизнь начал в 14 лет, инициатором был сам, партнерша – ровесница. Мотивация – получение удовольствия и самоутверждение – «сразу же побежал рассказывать друзьям». Всего было 7 половых партнеров, связь, как правило, ограничивалась одним половым актом.

За медицинской помощью впервые обратился в возрасте 15 лет по инициативе матери, находился в наркологическом подростковом стационаре 16 дней, проводилось медикаментозное лечение и несколько сеансов индивидуальной психотерапии. К лечению относился формально. С удовольствием рассказывал об эйфорическом эффекте наркотиков, обменивался информацией с другими подростками о местах их продажи. Выписан по настойчивой просьбе с согласия матери. Один раз посетил поликлиническое отделение, некоторое время принимал пикамилон. В течение 4 месяцев воздерживался от употребления наркотиков, потом решил попробовать «уколоться один раз для проверки», в результате оказался в реанимационном отделении из-за передозировки. Выписан домой после выведения из комы. Вторая госпитализация в наркологическую больницу - по инициативе самого больного: «чтобы не расстраивать мать», находился на лечении 24 дня. Получал медикаментозное лечение и психотерапию. Установка на будущее неясная.

Результаты экспериментально-психологических исследований. Тест Смишека диагностирует возбудимую и эмотивную акцентуацию. По данным теста УНП, повышен уровень невротизации и психопатизации. Тест на алекситимию показал её повышенный уровень (80 баллов). Самооценка, по данным теста Дембо-Рубинштейн, в основном находится в пределах условной нормы. Однако отмечается превышение показателей образа «Я – презентация» над всеми остальными по шкалам интеллекта, честности, трудолюбия и общительности, одновременно минимальные значения по шкалам счастья, уверенности в себе и здоровья. Следовательно, больной старается выглядеть гораздо более умным, честным, трудолюбивым и общительным, чем он есть на самом деле, и даже по сравнению с тем, каким он намерен стать. Вместе с тем, он стремится казаться несчастным, неуверенным в себе и больным. Образ «Я в глазах других» ниже «Я-реального» по критериям честности, доброты, счастья, уверенности в себе, общительности и здоровья, что свидетельствует, по мнению больного, о недооценке окружающими этих качеств. В совокупности это говорит о желании выглядеть положительно в глазах окружающих и вызывать у них сочувствие при наличии недооценки его окружающими. Анализ оценки частоты эмоций свидетельствует в пользу стремления создать положительный имидж при пессимистическом отношении к своему состоянию. Так, к числу часто возникающих эмоций он относит гордость, надежду, уверенность и одновременно зависть, тревогу, отвращение. Достаточно часто он испытывает благодарность, обиду и отчаяние. Показательно, что эмоции вины и стыда оцениваются как возникающие редко и очень редко. На проксемическом тесте наиболее близко к больному располагаются мать, отец, сестра, врач и друг одного пола. На средней дистанции находится друг противоположного пола, а дальше всех - «наркотриада», милиционер и учитель.

Катамнез спустя 8 месяцев. После выписки из больницы регулярно посещает нарколога, первое время принимал ноотропы, сейчас медикаментов не принимает. Употребление наркотиков отрицает. Работал несколько месяцев на подсобных работах в строительстве. Намерен поступить в ПТУ строительного профиля (на данный момент имеет образование 9 кл.). Дружит с девушкой, которая не знает о его прошлом, говорит, что любит её. С прежней компанией потребителей наркотиков расстался (многие осуждены, пишут ему письма пессимистического содержания, так как ВИЧ-инфицированы). Иногда употребляет пиво, но не более 2 бутылок. Утверждает, что влечение к наркотикам его не беспокоит. Во время беседы о наркотиках отсутствуют имевшиеся ранее симптомы эмоционального оживления.

Анализ клинической иллюстрации. Данный случай демонстрирует неблагоприятный вариант течения АП с переходом его в зависимость. Пробанд родился малым весом, имела место перинатальная патология, что могло привести к ММД. Сформировавшийся неустойчивый тип личности был следствием отклонений в воспитании: внезапный переход от гиперопеки к безнадзорности после смерти отца и тяжелой болезни матери. Оба эти фактора являлись также психотравмирующими обстоятельствами. Имела значение и черепно-мозговая травма, которая хотя и была тяжелой, но не оставила после себя грубой энцефалопатии. Подросток всегда стремился к лидерству и, казалось бы, реализовал свои амбиции: успешно занимался спортом, имел друзей. Анализ личности подростка позволяет говорить о формировании акцентуации с преобладанием неустойчивого радикала. Отсутствие социального контроля и неустойчивый тип личности привели к приобщению к ПАВ. Ситуацию усугубила невозможность продолжить занятия спортом. Последовательность приобщения была типичной: табак, алкоголь, каннабиоиды, опиаты. Темп формирования зависимости от наркотиков характерен для подросткового возраста. Первоначальный прогноз опийной наркомании представлялся неблагоприятным, однако последующее течение болезни дает основание для осторожного оптимизма: ремиссия продолжительностью 8 месяцев с удовлетворительной социальной адаптацией. Ресурсами для развития личности являются: наличие в прошлом устойчивых увлечений, просоциальная направленность личности до приобщения к наркотикам. Этот пример свидетельствует также о трудности первоначального прогноза (оценивался как пессимистический), который базировался в основном на оценке клинического состояния на момент осмотра.

Михаил Я., 13 лет. Родители пробанда, а также их родственники, страдают алкоголизмом. Мать с юности отличалась неустойчивым характером, часто меняла мужчин, уезжала в другие города, забеременела во время одного из отъездов. Пробанд родился от внебрачной связи. Мать, будучи беременной, вернулась в Иваново. Беременность протекала с токсикозом. Родной отец ребенком никогда не интересовался. Раннее развитие соответствовало возрасту. Посещал детский сад, адаптировался хорошо.

С раннего детства и до настоящего времени воспитывается малограмотной прабабушкой, которая раздражительна, кричит на правнука, он её слушается плохо. Последние 6 лет мать жила со вторым мужем, который также злоупотреблял алкоголем, дома были конфликты. Несколько месяцев назад он умер от черепно-мозговой травмы (обстоятельства неизвестны). Мать стала пьянствовать ещё больше, дома появлялась только для того, чтобы получить детское пособие, которое пропивала. Тяжелыми заболеваниями не болел, перенес грипп. Посещал детский сад, адаптировался в коллективе хорошо.

По характеру спокойный, обидчивый, упрямый со взрослыми, но легко поддавался влиянию сверстников. В школу пошёл в срок, учился посредственно, было неинтересно. Поведение нарушилось с 11 лет: стал непослушен, целые дни проводил на улице с друзьями, конфликтовал со взрослыми, никакие меры воздействия не помогали. Из-за прогулов снизилась успеваемость, дважды дублировал обучение в 5 и 6 классах. Увлечений не имел. Практически все время семья находилась в стеснённых материальных условиях, а последние годы жили в нищете.

Курить стал с 9 лет под влиянием друзей, в настоящее время выкуривает по 5-10 сигарет в день. Алкоголь не пробовал. Клей «Спрут» впервые предложили друзья в возрасте 12 лет. Вдыхал его, налив в пластиковый мешок. Состояние одурманивания понравилось, испытывал удовольствие: «балдел», «видел мультики». В это время был заторможен, окружающее не воспринимал. Вдыхал клей вместе с друзьями несколько раз в неделю. В последнее время стал отмечать, что количество клея, необходимого для получения удовольствия, увеличилось примерно в два раза. Спустя 2-3 месяца стал испытывать влечение к ЛОВ, которое проявлялось аффективным компонентом (понижалось настроение) и ассоциативным (воспоминания и фантазии на тему употребления ЛОВ).

Впервые был направлен к наркологам милицией в возрасте 13 лет, согласился на лечение под давлением обстоятельств, т.к. был поставлен на учет в ИДН. В подростковом стационаре находился 13 дней, получал медикаментозное лечение. Выписан по настойчивой просьбе. После выписки из стационара амбулаторно не наблюдался, лечения не принимал, продолжает периодически вдыхать клей, но реже. Прабабушка пытается его контролировать, регулярно «обнюхивает».

Экспериментально-психологические исследования. Диагностируется гипертимная акцентуация по тесту Смишека, по тесту УНП повышен уровень психопатизации, показатель алекситимического теста в зоне неопределенного диагноза. Самооценка по тесту Дембо-Рубинштейн: «Я– реальное» занижено по шкалам интеллекта, счастья, уверенности в себе, здоровья, завышено по шкалам доброты и общительности, в пределах нормы по шкалам внешности и честности. Показатели образа «Я в глазах других» ниже предыдущих, что свидетельствует об оценке отношения окружающих как враждебного. Показатели «Я– идеальное» и «Я– презентация» в основном находятся в пределах условной нормы или завышены. По показателям честности, доброты, счастья, уверенности в себе «Я– презентация» выше «Я– идеального», что свидетельствует о переоценке важности внешнего имиджа. Из опросника эмоций следует, что очень часто испытывает чувство стыда, обиды и уверенности (при низкой самооценке уверенности в себе!); достаточно часто – радости, отвращения и отчаяния; редко – благодарности, надежды, зависти, страха, гнева, скуки; очень редко – чувство вины. Не смог ответить о частоте эмоций нежности, гордости, беспечности, тревоги и презрения. Согласно проксемическому тесту в зоне «ближнего круга» оказались все окружающие, включая «наркомана», «алкоголика» и врача-нарколога, только наркоторговец удален на максимальное расстояние.

При беседе заинтересованности не проявляет, немногословен, легко отвлекается, формально соглашается с необходимостью изменить свою жизнь, однако от помощи отказывается, даже когда ему предлагают посещать центр социальной поддержки, где он может получать нормальное питание. Уровень знаний не соответствует образованию. Круг интересов сужен, увлечений не имеет. Абстрактное мышление доступно. В настоящее время дополнительно занимается с учителем на дому, исправляет неудовлетворительные отметки.

Анализ клинической иллюстрации. Данный случай демонстрирует неблагоприятный тип течения АП с развитием наркологического заболевания – токсикомании ЛОВ. К числу факторов, способствовавших наркотизации, в данном случае относятся следующие: отягощенная алкоголизмом наследственность со стороны обоих родителей, просматриваемая в нескольких поколениях, что имело значение как генетический фактор, так и с точки зрения воспитания, которое характеризовалось безнадзорностью. Эти обстоятельства формировали характерологические особенности неустойчивого типа. Учитывая выраженную дезадаптацию, прежде всего в школе и в семье, развившуюся еще до АП, можно говорить о формировании ПХФЛ неустойчивого типа с патологическим пубертатным кризом и реакциями эмансипации и группирования. Имеет место психический инфантилизм, проявляющийся незрелостью суждений, несформированностью самооценки, алекситимией. Отсутствие нормального воспитания привело к социально-педагогической запущенности. В связи с низким уровнем знаний можно заподозрить олигофрению, однако этот диагноз следует отвергнуть в связи с доступностью абстрактного мышления, способностью к усвоению нового материала при условии регулярных занятий с пробандом. Прогноз пессимистический, поскольку отсутствуют личностные и социальные предпосылки для формирования мотивации отказа от ПАВ.

Наташа, 16 лет. Наследственность психическими заболеваниями не отягощена. Отец имеет высшее техническое образование, мать – среднее педагогическое, отношения в семье доброжелательные, равноправные.

Родилась в срок первым ребенком в семье, есть еще сестра 6 лет. Раннее развитие соответствовало возрасту. Семья состоятельная: родители занимаются бизнесом. Воспитывалась по типу «кумира семьи» с элементами гиперопеки: родители контролировали строго её поведение, но удовлетворяли все её требования, окружающие ей «постоянно восхищались». Ситуация изменилась после рождения младшей сестры 6 лет назад: ей стали меньше уделять внимания, что её не устраивало.

Страдает с 9 лет хроническим пиелонефритом, с 11 лет – хроническим гастродуоденитом. Заболевания протекают с периодическими обострениями. В детский сад ходила только в подготовительную группу. В школу пошла 7 лет, училась хорошо. В компании была лидером, стремилась быть на виду. Оценивая свой характер, говорит, что она «стрелец»: упрямая, «меня ничего не остановит».

Впервые действие наркотиков увидела в компании знакомых. Её друг страдал наркоманией и предостерегал от употребления наркотиков, описывая мучительное состояние ломки («плакал и просил меня не колоться»), вскоре он умер от передозировки героина. После его смерти решила попробовать наркотик, так как считала, что «с одного раза ничего не будет». Начала употребление в 14 лет сразу с внутривенного введения героина. Эйфория продолжалась около 3 часов. Состояние было похоже на опьянение. Повторное употребление героина – через 1,5-2 месяца. Быстро появилось психическое влечение преимущественно в виде навязчивых мыслей и представлений о наркотиках. Абстинентный синдром сформировался после 30 инъекций. Продолжительность его около 5 дней, средней степени выраженности в виде типичной «ломки». С 15 лет эпизодически курит анашу, как правило, делает это для усиления действия героина. При отсутствии наркотиков эпизодически употребляла для эйфории реланиум и фенозепам.

Спиртное впервые попробовала в 15 лет: выпила около 300 г водки для снятия героиновой «ломки», с тех пор практически его не употребляет. Курит с 15 лет, в среднем в день выкуривает 10-12 сигарет. Испытывает влечение к сигаретам.

В интимные отношения впервые вступила в 15 лет, обстоятельства помнит плохо (в отличие от первой инъекции наркотиков), поскольку была в наркотическом опьянении. Половые контакты редкие и не доставляют удовольствия.

Впервые за помощью обратилась в областной наркологический диспансер в возрасте 14 лет (зимой 2000 г.) по инициативе родителей, но убежала из поликлинического отделения раздетая. По настоянию родителей весной 2000 г. находилась на стационарном лечении в областной психиатрической больнице в течение 1 месяца. Получала медикаментозное лечение, проведено три беседы с психологом. Еще во время лечения была уверена, что продолжит наркотизацию. После выписки три раза посетила психолога в Центре психолого-педагогической помощи, но «не нашла с ним общего языка». Возобновила наркотизацию через 1 месяц, как только родители стали отпускать ее одну из дома.

В ноябре 2000 г. находилась 7 дней на лечении в наркологической больнице, выписалась по своему настойчивому требованию. Возобновила употребление наркотиков в январе 2001 г. В марте 2001 г. отдыхала с родителями в Египте, где развился АС, который она «перекумарила всухую». Со слов больной в это время «мать поняла, насколько я серьезно больна». Вернувшись домой, возобновила наркотизацию. В мае вновь госпитализирована, лечилась 1 месяц, от лечения уклонялась. В июле родители вновь уговорили на лечение в стационаре. После купирования АС неохотно согласилась на курс «психотерапевтического марафона». В группе вела себя активно, делала своевременные замечания. В частности, при обсуждении темы ответственности за данное другим людям обещание, когда все участники группы заявили, что всегда их выполняют, единственная обратила внимание на неоднократные нарушения своих заверений об отказе от наркотиков, которые давались родителям. При выполнении рисунка «Я в начале лечения, сейчас и через месяц», вторая ситуация отличается появлением положительных эмоций, в третьей ситуации рисует себя за решеткой, объясняя, что «папа не будет выпускать из дома».

Экспериментально-психологические исследования. Тест Смишека диагностирует наличие гипертимной и демонстративной акцентуации. Согласно тесту УНП повышен уровень психопатизации. Показатель шкалы TAS (алекситимическая шкала) в пределах нормы. Самооценка по шкале Дембо-Рубинштейн: показатели образа «Я– реальное» в основном занижены, кроме шкал уверенности в себе и общительности, которые резко завышены, и здесь наблюдается слияние всех четырех образов. По пяти шкалам (внешности, интеллекта, честности, трудолюбия и доброты) «Я– презентация» превышает «Я– реальное» и находится на четырех шкалах на максимуме, что свидетельствует о ярком стремлении к созданию имиджа внешнего благополучия. Отмечается резкое расхождение между всеми четырьмя видами самооценки. Тест на выявление эмоций показал, что наиболее часто испытывает чувства радости, гордости, надежды, беспечности, вины и обиды, но редко – зависти, страха, тревоги, презрения, гнева, скуки и стыда. Проксемический тест: свое место отметила в центре самым большим кружком, наиболее близко оказались расположены родственники и врач-нарколог, в наибольшем отдалении «наркотриада» и учитель. При оценке жизненных ценностей на первые три места относит наличие хороших друзей, любовь и свободу. Здоровье оказалось на шестом месте.

После выписки из стационара регулярно наблюдалась наркологом амбулаторно, участвовала в групповых психотерапевтических занятиях. Первое время состояние было неустойчивым: отмечалась капризность, конфликтовала с родителями, особенно с матерью, которая требовала строгого соблюдения установленных в семье правил поведения, возмущалась всякий раз, когда дочь не убирала за собой посуду. Несмотря на напряженные отношения, родители взяли её с собой в заграничную поездку.

Катамнез спустя полгода. Наркотики не употребляет, посещает нарколога регулярно, в настоящее время медикаментозного лечения не получает, учится на дому с репетиторами, готовится сдать экзамены за 9 класс. Работает у отца на фирме секретарем. Далее намерена учиться в торговом техникуме. Отношения с родителями нормализовались: стали более терпимыми друг к другу. Дружит с парнем, с которым познакомилась во время лечения в отделении (у него тоже ремиссия), он оказывает ей психологическую поддержку. С другими потребителями наркотиков отношения прекратила. Причиной ремиссии считает изменение мировоззрения, которое произошло во время психотерапии.

Анализ клинического наблюдения. С раннего детства ребенок воспитывался по типу «кумира семьи», в возрасте 11 лет внимание семьи уменьшилось. В характере преобладали черты демонстративной акцентуации. Отсутствие достаточного взаимопонимания с родителями привело к поиску объекта доверительных отношений вне семьи – среди сверстников, в числе которых оказались потребители наркотиков. Яркий пример губительного действия наркотиков (смерть друга) не только не произвел устрашающего действия, но и способствовал обострению интереса к ним. Данный факт отражает эгоцентрическую антиципационную несостоятельность. Со времени наркотизации начала курить, поскольку этого требовали традиции микросоциума. Нетипичным оказалось то, что курение и первые пробы спиртного последовали за наркотиками, так же как и причина употребления – «снятие ломки». Это можно объяснить, с одной стороны, жестким социальным контролем в семье, а с другой – ранним приобщением к наркотикам (в 14 лет). Период АП практически отсутствовал, поскольку зависимость от наркотиков (опиатов) развилась очень быстро. Ко времени первой госпитализации у больной диагностировалась II стадия героиновой наркомании. Отсутствие эффекта от первых госпитализаций объясняется тем, что лечение не было полноценным, комплексным, последовательным: отсутствовала целенаправленная психотерапия, в дальнейшем в амбулаторных условиях не получала лечения. Показательно то, что больная, несмотря на выраженные признаки болезни, смогла без медицинской помощи выйти из абстинентного синдрома в отягощающих условиях резкой перемены климата (во время поездки в Египет). Только личное наблюдение родителей за клиникой АС способствовало осознанию ими тяжести заболевания, хотя к тому времени больная уже неоднократно лечилась по поводу наркомании. Последняя госпитализация отличалась активным применением психотерапии и дальнейшей психологической поддержкой, последовала ремиссия с удовлетворительной социальной адаптацией.

Данный клинический пример свидетельствует, что эффективность лечения в большой степени зависит от характера мотивации отказа от наркотиков. Положительные установки формируются постепенно по мере приобретения жизненного опыта под влиянием разнообразных факторов, среди которых ведущее место занимает психотерапия.

Дмитрий А., 16 лет. Наследственность отягощена алкоголизмом отца. Родился вторым ребенком, есть еще брат 25 лет. Беременность протекала нормально. Раннее развитие протекало своевременно. Посещал детский сад, с 7 лет пошел в школу, учится в основном с оценками «хорошо». В семье доминирует мать. Проживает с родителями. С раннего детства был очень привязан к отцу, который с ним много занимался. Отношения охладились в последние годы после того, как у отца возникли проблемы на работе (приватизация предприятия, смена собственника) и он стал злоупотреблять алкоголем. На протяжении последних 3 лет редко бывает трезвым. Мать не может на отца повлиять, так как большую часть времени вынуждена проводить в другой квартире, ухаживая за своим тяжелобольным отцом.

По характеру общительный, спокойный, доброжелательный, инициативный. К пьянству отца относится критически, однако большого возмущения не высказывает, не знает, как ему помочь, поскольку отец от лечения отказывается. С окружающими не очень откровенен, свои проблемы чаще обсуждает со старшим братом, который живет отдельно. Считает, что родителям его проблемы безразличны. В то же время хотел бы быть более откровенен с окружающими. Участвует в школьной самодеятельности, занимается в кружке танцев, успешно выступает на конкурсах, играет в шахматы, футбол, любит путешествовать.

Алкоголь в небольшом количестве впервые попробовал в 11 лет с друзьями за компанию. Состояние опьянения испытал в 12 лет, когда выпил с друзьями. Сначала опьянение понравилось: отмечалось возбуждение, веселость, но закончилось оно тошнотой. После этого несколько недель не мог смотреть на спиртное. В настоящее время выпивает 2-3 раза в месяц преимущественно крепкие напитки («левую» водку) и пиво. Толерантность возросла в 2 раза и составляет 200 мл водки, АС отсутствует. Передозировки отмечаются редко. Алкоголь преимущественно употребляет в компании. Некоторое время назад познакомился с пенсионером, который приглашает к себе молодежь, угощает их алкоголем. Подростки охотно ходят к нему, называют его «дедом».

Тяжелыми заболеваниями не болел, страдает хроническим гайморитом, оперирован, но существенного улучшения нет. Не курит, наркотики не употребляет. Половую жизнь отрицает.

Результаты экспериментально-психологических исследований. Уровень невротизации, психопатизации (тест УНП). По данным теста Смишека, диагностируется гипертимная акцентуация. Алекситимический тест в зоне неопределённого диагноза. Самооценка по шкале Дембо–Рубинштейн: показатели образа «Я– реальное» повышены по шкалам трудолюбия, доброты и общительности, где отмечается слияние всех четырех видов самооценки, понижен показатель по шкале здоровья. Соотношение самооценок дисгармоничное. Согласно опроснику частоты возникающих эмоций положительные эмоции преобладают над отрицательными, чувства вины и стыда испытывает очень редко. Результаты теста Спилберга: высокий уровень ситуативной и низкий уровень личностной тревожности. Тест Бэлла показал дезадаптацию в области здоровья.

Участвовал в групповом тренинге, занятия проводили в течение одного года сначала 2 раза, а потом 1 раз в неделю. Достаточно активен, хотя и не стремится быть лидером, при первой беседе предложил тему для обсуждения: должна ли девушка сохранять девственность до свадьбы. Упорно отстаивал свою точку зрения о необходимости девственности, на возражение руководителя группы, что его позиция слишком жесткая, заявил: «А Вы бы стали есть обсосаный леденец?» Первое время наряду с другими участниками испытывал скованность, боялся принять участие в упражнении на выражение своих чувств («вдруг сделаю что-то не так»). Высказывал много претензий в адрес учителей, обвиняя их в несправедливости. На вопрос: «Как можно наладить отношения с учителем?» сказал, что, по мнению его мамы, следует сделать хороший подарок. В дальнейшем стал более раскован, свободнее выполнял упражнения на выражения чувств. Принял участие в розыгрыше сценки на улице, которая снималась скрытой камерой. Успеваемость сохранялась в основном на оценку «хорошо». При завершении тренинга сообщил, что к «деду» ходит редко, есть и другие дела, спиртное употребляет 1-2 раза в месяц (пиво), допьяна не напивается.

Катамнез спустя 1 год. После окончания школы поступил в энергоуниверситет. Успеваемость хорошая, учебой доволен, успешно сдал сессию, продолжает заниматься танцами, спортом. В течение двух месяцев встречается с девушкой, интимных отношений нет. Из спиртных напитков употребляет только пиво в небольших количествах, о крепких напитках «даже думать противно». Отец продолжает пьянствовать, пропивает всю зарплату, чем ставит семью в сложное положение («даже пищу от него приходится прятать, иначе ничего не останется»). Об отце говорит в ироническом тоне, объясняет его пьянство тем, что «у него на работе все пьют» и исправить это невозможно. Обсуждена проблема привлечения отца к лечению.

Анализ случая. К числу неблагоприятных факторов относится алкоголизм отца. Вместе с тем пробанд родился еще до начала злоупотребления алкоголем, а влияние этого фактора на воспитание стало сказываться только в последние годы. Таким образом, алкоголизм не повлиял как биологический фактор. В качестве социально-психологического предиктора он стал оказывать влияние только в последние годы, когда личность подростка в основном успела сформироваться. Гипертимный тип личности не выходит за рамки акцентуации. Аддиктивное поведение своими истоками имеет социально-психологические корни: отсутствие доверительного контакта в семье. Это заставило пробанда искать эмпатические связи в другом микросоциуме, для которого алкоголизация оказалась неотъемлемым атрибутом. Участие в групповом тренинге способствовало появлению новых эмпатических связей, гармонизации личности и, как следствие этого, резкому уменьшению потребления алкоголя до условно приемлемого уровня. Показательно, что несмотря на неоднократные предложения со стороны сверстников, подросток не был вовлечен в курение. Данный случай можно отнести к благоприятному (регредиентному) типу течения АП.

Представленные в данной главе сведения позволяют сделать следующие выводы.

Во-первых, в приобщении подростков и формировании зависимости от ПАВ играет роль неблагополучие в семье: неполная семья (особенно в отношении юношей), пьянство одного или обоих родителей, конфликтные отношения между ними, неправильный тип воспитания (особенно гипоопека и маятникообразное).

Во-вторых, у подростков с АП и зависимостью нарушены межличностные отношения, в первую очередь с отцом и учителями, что проявляется в относительно большей доле неудовлетворенных взаимоотношениями и имеющих претензии по сравнению с контрольной группой. Отмечается также снижение откровенности с отцом и матерью, при этом у подростков из группы АП растет откровенность с сестрами и сверстниками, что, по-видимому, носит компенсаторный характер.

В-третьих, доля подростков, желающих обсуждать свои проблемы с окружающими, чаще превышает долю тех, кто достаточно откровенен, особенно это характерно для группы АП, что свидетельствует о наличии определенного резерва для повышения откровенности.

В-четвертых, особенности взаимоотношений с окружающими на этапе АП в большей степени определяются факторами, оказывающими свое воздействие до начала злоупотребления ПАВ, в то время как формирующаяся зависимость сама оказывает влияние на ухудшение отношений.

В-пятых, дезадаптация подростков, употребляющих ПАВ, определяется как факторами, действующими до злоупотребления, так и теми, которые возникают на этапе АП и зависимости.

В-шестых, наиболее значимым личностным радикалом при транзиторном (благоприятном) течении АП является гипертимный в рамках акцентуации, тогда как личность зависимого подростка характеризуется преимущественно неустойчивым (у юношей) и истерическим (у девушек) типом ПХФЛ. Для них также характерны алекситимия и антиципационная несостоятельность, они реже имеют увлечения, а их досуг менее разнообразен, чем у подростков контрольной группы.

В-седьмых, ПАВ и ранняя половая жизнь являются для этих подростков способом компенсации собственной дефицитарности.

В-восьмых, девиантное поведение подростков, злоупотребляющих ПАВ определяется как факторами, действующими до начала злоупотребления, так и возникающими в процессе его, особенно на стадии формирования зависимости.

В-девятых, описанный комплекс предикторов неблагоприятного течения АП позволяет наметить мероприятия по ранней профилактике злоупотребления ПАВ несовершеннолетними.